"у кого-то богатый внутренний мир, а у меня богатая внутренняя война"
Я сказала:
... однажды на шевелюре Леонидова обнаружилась перхоть. Хорошо ещё, что это обнаружилось у нас дома (да, заходил позавтракать) а не в отделе. Ух, как он переживал. Не понимаю, к чему такие страдания, не блохи ведь, тьфу ты, то есть не вши. Максимов, конечно, тоже не понимал. Сначала только почёсывал свою совершенно лысую голову и смеялся, потом начал строить предположения, как так могло получиться, то ли нервничает Леонидов много, то ли стареет, то ли зря голову каждый день с дорогим дурацким шампунем моет. Но потом заткнулся, понял, что дело серьёзное. Мрачно плюнул, непонятно как-то посмотрел на страдающего Леонидова и ушёл рыться на полках. Звенел бутылками и тихонько ругался. Вернулся к нам с победным видом и с бутылкой оливкового масла в руках. Даже я заинтересовался. - А сейчас, мой дорогой, мы будем с тобой в библию играть - торжественно объявил он Леонидову, силком усадил его на диван, открыл бутылку, щедро смочил ладонь маслом и начал втирать его Лёше в волосы. Я-то это дело знаю, давно привык, у Макса всё просто: болеешь - касторовое масло, заклинило оружие - машинное. А от перхоти оказывается оливковое. А вот Леонидов к такому готов не был, натурально заверещал, попытался вырваться, пока брыкался, чуть бутылку не разбил. Но Максимов-то что, Максимов крепко держит, у него не забалуешь. Да и Леонидов это на удивление быстро понял. Вырываться перестал, засопел тяжело, я сначала решил, что сердится (вот идиот, не понимает, что для его же блага) а потом прислушался, странное какое-то сопение-то. Дыхание такое учащенное, что за черт? А потом я понял, да я же сам так дышу, когда эта их общая меня по голове гладит и за уши треплет. Вот как это оказывается выглядит-то. Тьфу, пропасть, как несолидно. Леонидов, видимо, тоже решил, что несолидно, взял себя в руки, сопеть перестал и начал занудно докапываться почему это в библию, да на что это Макс намекает, не на Самсона ли и Далилу, не на то ли, что он, Леонидов предатель или, может, он про каких-то там дев неразумных хочет сказать? Так вот сам он, дура неразумная. Леонидов ещё долго ворчал, нёс какой-то бред, я и прислушиваться перестал, а Макс только криво ухмылялся, продолжал аккуратными, да что там, я бы даже сказал ласковыми движениями втирать масло Лёше в голову и ничего не говорил. Да и что тут можно сказать? А насчёт библии, полагаю, он это брякнул потому что в библии главное ведь что? Радость и любовь. Вот пусть и учатся радоваться. А с любовью у них и так, кажется, всё хорошо...
А мисси сказала:
Макса тут чуть опять не выгнали, причем как-то очень неприятно все получилось, некрасиво и гнусно. Не буду в подробности вдаваться, просто все это смахивало на товарищеские суды советского времени. Но по всему выходило, что Макс типа врун последний и ничего на самом деле не делает и не делал. И даже Гнездилов тут не причем, он как узнал, что к чему, прям по-настоящему расстроился. И даже товарищ полковник ничего не смог сделать.
А Макс вещи собрал спокойно, потом пошел на выход. Даже меня забыл позвать. Я сначала даже обиделся слегка, а потом понял, что во мне он полностью уверен. И в Лене с Лёшей тоже - в дверях повернулся и говорит: "Ты ничего не хочешь мне сказать?" - а вид такой, будто он сейчас на Луну в один конец отправляется. Эта глазами заметалась, потом говорит отчаянно: "Я люблю тебя!". Макс усмехнулся и пробормотал: "Не то!". Леонидов совершенно диким голосом говорит: "Я буду ждать тебя!". Макс опять: "Не то!". И тут Гнездилов встал, о стол оперся и утробно так, изнутри: "Они положили сырой порох, Карл!". Макс улыбнулся - не усмехнулся, а улыбнулся - и говорит: "А вот теперь то!". И ушел, подмигнув всем на прощанье. Я, конечно, следом побежал.
А вечером Леонидов с Леной приехали и привезли новость, что в отделение приехал лично генерал Гнездилов и устроил всем такой разбор полетов, что половина участников уволилась, а половине товарищ полковник лично влепил выговор в личное дело. Так что не получится, Макс, отдохнуть и отоспаться, завтра ждут очередные великие дела!
И ещё мисси сказала:
Сегодня что-то странное было. То есть, вроде все как обычно - гнездиловский драндулет заводиться отказался, Макс с Леонидовым по этому поводу поржали, да разошлись по своим делам. А к вечеру Клавдия Олеговна пожаловали, хотели Гнездилова домой забрать. А тут и эта их общая за Леонидовым зашла, чтобы домой ехать. И тут Гнездилов вдруг и говорит: "Любимая, ты езжай домой, а я тут задержусь, причем, видимо, до утра. С пацанами в гараже". Клавдия Олеговна аж сумочку выронила, да спрашивает: "Это с какими такими пацанами?!". И тут эти двое, Макс с Леонидовым, вдруг синхронно так встают и говорят: "С нами, Клавдия Олеговна!". Тут уж пришел черед этой их общей сумочку ронять от удивления. Ну, мужики пользуясь замешательством в рядах противника, женщин своих выпроводили, а сами Леонова за пивом послали. Тот сначала не хотел идти, но как расклад узнал, так прямо и побежал, причем домой позвонил и сообщил, что тоже не придет.
В общем, наутро драндулет гнездиловский даже завелся. Эта их общая, правда, завелась ещё сильнее, когда увидела, во что Леонидов превратил пиджак и галстук, которым он в какой-то момент форсунки протирал. А вот Клавдия Олеговна довольна. Пирожков мне принесла. Всегда бы так.
А я сказала:
... в тот вечер Леонидов приехал к нам домой. Макс открыл дверь и удивленно присвистнул, увидев на пороге сияющего Лёшу. Тот улыбался во весь рот и держал в руках пижонскую кожаную сумку, набитую явно необходимыми вещами.
- Лена, что ли выгнала? А чего же тогда так сияешь? - поинтересовался Максимов. Я тоже вопросительно гавкнул, нет я не влезаю обычно в чужие разговоры, но интересно же, да и, конечно, я имею право знать.
- Не выгнала, а отпустила. Разрешила пожить у тебя. И даже безо всякого вранья обошлось.
- Я к вам пришёл навеки поселиться, - как всегда ровно сказал Максимов и распахнул дверь пошире - Ну заходи, раз пришёл.
- И я хочу по-нормальному, раз уж я пришёл, я хочу быть самим собой, по-настоящему, - вызывающе сказал Лёша и вошёл в квартиру. Макс только кивнул. И на лету поймал плащ, который Леонидов небрежно швырнул на пол.
Потом они заказали пиццу. Посмотрели футбол, от души поорали, и Лёша правда в этот момент стал похож на себя самого, на настоящего.
Совсем потом начался какой-то идиотский сериал про ментов, и Макс начал засыпать под доносящиеся из телевизора звуки перестрелок и визг тормозов. Киношные менты ловили киношных бандитов и делали это как-то совсем бездарно.
Леонидов Макса разбудил, твёрдо и непреклонно отправил в ванну зубы чистить. Максимов попытался было сопротивляться, объяснил, что он всегда утром чистит потому что это логично, днем он с людьми общается, а ночью-то зачем. Но Лёшу было не переубедить. Пришлось Максу топать умываться. Завис он там надолго, может снова засыпал, прикорнув у тёплой батареи. Леонидов за это время убрал следы пиршества, подмёл и даже протёр шваброй пол, расстелил для Макса диван и переоделся в шелковый халат. И сеточку на голову напялил, вот смех. Это чтобы волосы во сне не рассыпались, чтобы прическа не попортилась.
Максимов когда из ванной вышел тоже очень ржал. А потом внимательно посмотрел на Леонидова и тихонько спросил: «ты ведь хочешь быть собой совсем по-настоящему?»
- Конечно - улыбнулся Лёша - Быть самим собой совсем по-настоящему.
Макс кивнул и ушёл рыться в шкафу. Копался он долго, из недр шкафа вылетело несколько поношенных футболок, один тапок (вот уж не знаю, как он там оказался, и почему он один) и белая майка (вот уж удивительно, что у Макса нашлась одежда не чёрного цвета) Наконец Максимов с победным видом вынырнул из шкафа и протянул Леонидову какой-то свёрток.
- Нет, - сказал Лёша и как-то странно вздохнул - Нет. И откуда это у тебя? Неужели сохранилось с тех пор? Нет.
- Да, - спокойно сказал Макс - И это ответ на твои возражения тоже. Ты же сам хотел чтобы по-настоящему.
Леонидов как-то странно усмехнулся и ушёл. Я не понял, куда и зачем. Но вернулся он очень скоро. Переоделся. И во фланелевой уютной пижаме с мишками он окончательно по-нормальному стал самим собой, настоящим. Макс ухмыльнулся, протянул руку и сорвал с его волос эту дурацкую сеточку. Я сначала подумал, что вот это уже чересчур, но Лёша только светло улыбнулся в ответ. Так они и стояли, улыбались друг другу два настоящих идиота. А я про это никому и никогда не расскажу, слишком уж это про нас настоящих...
А мисси сказала:
Максимов тут на дело ходил без меня. С Леонидовым, но без меня. Потому что в театр. Выслеживали они там кого-то. Добыли с огромным трудом контрамарки, какая-то прям бешено популярная постановка. И этот их подозреваемый там должен был в зрительном зале быть и даже, возможно, что-то такое делать, я не понял. В общем, так или иначе, отправились они.
Леонидов внезапно явился в форме и как-то совсем тщательно причесался, но даже как-то понял, что тут в чем-то другом дело. Только Макс не просек ничего.
Пришли они в театр - это Леонидов мне потом рассказал. Ну, не мне, а нам с Вахтангом - Леонидов завел шарманку, что давно в театре не был, а сейчас, вот, случай подвернулся. Потом они на свои места уже после начала представления, ясное дело, пробрались, уселись. Макс головой крутит, подозреваемого высматривает, а Леонидов говорит "Жаль, места плохие, постановку посмотреть не удастся". Макс отвечает: "Почему плохие, вон, весь зал хоро..." - и осекся, заржал так, что соседи шикать стали.
Поймали они подозреваемого своего, в отдел привели, допросили. А потом Максимов ненавязчиво так и спрашивает: "А на Новый год ордена наденешь?". Леонидов усмехнулся так по-доброму и говорит: "Главное, чтобы мне внедряться никуда не пришлось". Тут, правда, Макс все испортил, потому что сдержаться не смог и пробормотал, что, если что, у него фотография, которую на дверь лепить, кстати, у самого есть. Леонидов аж плюнул с досады и ушел.
Я тоже сказала:
... мы с Максом зашли к этой их общей в лабораторию, и Макс говорит: Лен, у тебя нет бинта какого-нибудь или пластыря?
А она ему в ответ спокойно так: Раздевайся.
Честно, мы с Максом оба подскочили от неожиданности. Он мне как-то по секрету рассказал про свой сон, будто бы он так в лабораторию зашёл за бинтом просто, а получил приглашение раздеваться.
Тут из-за стеллажа вышел Леонидов, которого мы сначала не заметили и тоже спокойно так говорит: Вот именно, Макс, раздевайся.
Максимов обалдело башкой затряс, а я первый понял в чем дело. Лёша мою догадку подтвердил.
- Ты же не пойдёшь в больницу, ты же упёртый баран. Придётся тебя так спасать, своими силами.
Лёша-то да, он такой, Макс его никогда не может ввести в заблуждение даже своим спокойным голосом. Но неужели и эта их общая осознала?
А Макс тоже да, тоже такой. Упёртый баран в смысле. И ни в какую больницу, конечно, не пойдёт. Криво ухмыльнулся, стянул рубашку через голову и повернулся к Лене спиной. Она аккуратно и все крошки стекла вынула, и раны промыла-перевязала, в общем сделала всё в лучшем виде, любо-дорого посмотреть. Леонидов тоже в стороне не остался. Подавал пинцет, принимал окровавленную вату и страдальчески морщился и шипел, это он так Максу помогал, ясное дело.
Закончили они спину спасать, Максимов легонько плечами повёл, ну затекли у человека плечи, надо же в себя приходить как-то после ранения, и мы оба услышали совершенно синхронный и совершенно одинаковый полувздох-полувсхлип.
- Не переживай ты так, Лен, всё хорошо, мне уже совсем не больно, - торопливо сказал Макс и ещё более торопливо натянул рубашку, - А ты, Лёш, не завидуй моей татуировке, сделаем тебе такую же. Ну, если Лена разрешит, конечно.
Увернулся от полетевшего в него пинцета, свистнул мне, мол, пошли отсюда и вышел, закрыв за нами дверь. Всё-таки Макс самый деликатный человек на свете, кто ещё смог бы так правильно вытащить из неловкой ситуации двух дорогих ему людей? А я вот неделикатный, тошнит меня уже от этих вздохов. Хорошо ещё, что Гнездилов и Леонов себя по-человечески ведут. И на том спасибо...
... однажды на шевелюре Леонидова обнаружилась перхоть. Хорошо ещё, что это обнаружилось у нас дома (да, заходил позавтракать) а не в отделе. Ух, как он переживал. Не понимаю, к чему такие страдания, не блохи ведь, тьфу ты, то есть не вши. Максимов, конечно, тоже не понимал. Сначала только почёсывал свою совершенно лысую голову и смеялся, потом начал строить предположения, как так могло получиться, то ли нервничает Леонидов много, то ли стареет, то ли зря голову каждый день с дорогим дурацким шампунем моет. Но потом заткнулся, понял, что дело серьёзное. Мрачно плюнул, непонятно как-то посмотрел на страдающего Леонидова и ушёл рыться на полках. Звенел бутылками и тихонько ругался. Вернулся к нам с победным видом и с бутылкой оливкового масла в руках. Даже я заинтересовался. - А сейчас, мой дорогой, мы будем с тобой в библию играть - торжественно объявил он Леонидову, силком усадил его на диван, открыл бутылку, щедро смочил ладонь маслом и начал втирать его Лёше в волосы. Я-то это дело знаю, давно привык, у Макса всё просто: болеешь - касторовое масло, заклинило оружие - машинное. А от перхоти оказывается оливковое. А вот Леонидов к такому готов не был, натурально заверещал, попытался вырваться, пока брыкался, чуть бутылку не разбил. Но Максимов-то что, Максимов крепко держит, у него не забалуешь. Да и Леонидов это на удивление быстро понял. Вырываться перестал, засопел тяжело, я сначала решил, что сердится (вот идиот, не понимает, что для его же блага) а потом прислушался, странное какое-то сопение-то. Дыхание такое учащенное, что за черт? А потом я понял, да я же сам так дышу, когда эта их общая меня по голове гладит и за уши треплет. Вот как это оказывается выглядит-то. Тьфу, пропасть, как несолидно. Леонидов, видимо, тоже решил, что несолидно, взял себя в руки, сопеть перестал и начал занудно докапываться почему это в библию, да на что это Макс намекает, не на Самсона ли и Далилу, не на то ли, что он, Леонидов предатель или, может, он про каких-то там дев неразумных хочет сказать? Так вот сам он, дура неразумная. Леонидов ещё долго ворчал, нёс какой-то бред, я и прислушиваться перестал, а Макс только криво ухмылялся, продолжал аккуратными, да что там, я бы даже сказал ласковыми движениями втирать масло Лёше в голову и ничего не говорил. Да и что тут можно сказать? А насчёт библии, полагаю, он это брякнул потому что в библии главное ведь что? Радость и любовь. Вот пусть и учатся радоваться. А с любовью у них и так, кажется, всё хорошо...
А мисси сказала:
Макса тут чуть опять не выгнали, причем как-то очень неприятно все получилось, некрасиво и гнусно. Не буду в подробности вдаваться, просто все это смахивало на товарищеские суды советского времени. Но по всему выходило, что Макс типа врун последний и ничего на самом деле не делает и не делал. И даже Гнездилов тут не причем, он как узнал, что к чему, прям по-настоящему расстроился. И даже товарищ полковник ничего не смог сделать.
А Макс вещи собрал спокойно, потом пошел на выход. Даже меня забыл позвать. Я сначала даже обиделся слегка, а потом понял, что во мне он полностью уверен. И в Лене с Лёшей тоже - в дверях повернулся и говорит: "Ты ничего не хочешь мне сказать?" - а вид такой, будто он сейчас на Луну в один конец отправляется. Эта глазами заметалась, потом говорит отчаянно: "Я люблю тебя!". Макс усмехнулся и пробормотал: "Не то!". Леонидов совершенно диким голосом говорит: "Я буду ждать тебя!". Макс опять: "Не то!". И тут Гнездилов встал, о стол оперся и утробно так, изнутри: "Они положили сырой порох, Карл!". Макс улыбнулся - не усмехнулся, а улыбнулся - и говорит: "А вот теперь то!". И ушел, подмигнув всем на прощанье. Я, конечно, следом побежал.
А вечером Леонидов с Леной приехали и привезли новость, что в отделение приехал лично генерал Гнездилов и устроил всем такой разбор полетов, что половина участников уволилась, а половине товарищ полковник лично влепил выговор в личное дело. Так что не получится, Макс, отдохнуть и отоспаться, завтра ждут очередные великие дела!
И ещё мисси сказала:
Сегодня что-то странное было. То есть, вроде все как обычно - гнездиловский драндулет заводиться отказался, Макс с Леонидовым по этому поводу поржали, да разошлись по своим делам. А к вечеру Клавдия Олеговна пожаловали, хотели Гнездилова домой забрать. А тут и эта их общая за Леонидовым зашла, чтобы домой ехать. И тут Гнездилов вдруг и говорит: "Любимая, ты езжай домой, а я тут задержусь, причем, видимо, до утра. С пацанами в гараже". Клавдия Олеговна аж сумочку выронила, да спрашивает: "Это с какими такими пацанами?!". И тут эти двое, Макс с Леонидовым, вдруг синхронно так встают и говорят: "С нами, Клавдия Олеговна!". Тут уж пришел черед этой их общей сумочку ронять от удивления. Ну, мужики пользуясь замешательством в рядах противника, женщин своих выпроводили, а сами Леонова за пивом послали. Тот сначала не хотел идти, но как расклад узнал, так прямо и побежал, причем домой позвонил и сообщил, что тоже не придет.
В общем, наутро драндулет гнездиловский даже завелся. Эта их общая, правда, завелась ещё сильнее, когда увидела, во что Леонидов превратил пиджак и галстук, которым он в какой-то момент форсунки протирал. А вот Клавдия Олеговна довольна. Пирожков мне принесла. Всегда бы так.
А я сказала:
... в тот вечер Леонидов приехал к нам домой. Макс открыл дверь и удивленно присвистнул, увидев на пороге сияющего Лёшу. Тот улыбался во весь рот и держал в руках пижонскую кожаную сумку, набитую явно необходимыми вещами.
- Лена, что ли выгнала? А чего же тогда так сияешь? - поинтересовался Максимов. Я тоже вопросительно гавкнул, нет я не влезаю обычно в чужие разговоры, но интересно же, да и, конечно, я имею право знать.
- Не выгнала, а отпустила. Разрешила пожить у тебя. И даже безо всякого вранья обошлось.
- Я к вам пришёл навеки поселиться, - как всегда ровно сказал Максимов и распахнул дверь пошире - Ну заходи, раз пришёл.
- И я хочу по-нормальному, раз уж я пришёл, я хочу быть самим собой, по-настоящему, - вызывающе сказал Лёша и вошёл в квартиру. Макс только кивнул. И на лету поймал плащ, который Леонидов небрежно швырнул на пол.
Потом они заказали пиццу. Посмотрели футбол, от души поорали, и Лёша правда в этот момент стал похож на себя самого, на настоящего.
Совсем потом начался какой-то идиотский сериал про ментов, и Макс начал засыпать под доносящиеся из телевизора звуки перестрелок и визг тормозов. Киношные менты ловили киношных бандитов и делали это как-то совсем бездарно.
Леонидов Макса разбудил, твёрдо и непреклонно отправил в ванну зубы чистить. Максимов попытался было сопротивляться, объяснил, что он всегда утром чистит потому что это логично, днем он с людьми общается, а ночью-то зачем. Но Лёшу было не переубедить. Пришлось Максу топать умываться. Завис он там надолго, может снова засыпал, прикорнув у тёплой батареи. Леонидов за это время убрал следы пиршества, подмёл и даже протёр шваброй пол, расстелил для Макса диван и переоделся в шелковый халат. И сеточку на голову напялил, вот смех. Это чтобы волосы во сне не рассыпались, чтобы прическа не попортилась.
Максимов когда из ванной вышел тоже очень ржал. А потом внимательно посмотрел на Леонидова и тихонько спросил: «ты ведь хочешь быть собой совсем по-настоящему?»
- Конечно - улыбнулся Лёша - Быть самим собой совсем по-настоящему.
Макс кивнул и ушёл рыться в шкафу. Копался он долго, из недр шкафа вылетело несколько поношенных футболок, один тапок (вот уж не знаю, как он там оказался, и почему он один) и белая майка (вот уж удивительно, что у Макса нашлась одежда не чёрного цвета) Наконец Максимов с победным видом вынырнул из шкафа и протянул Леонидову какой-то свёрток.
- Нет, - сказал Лёша и как-то странно вздохнул - Нет. И откуда это у тебя? Неужели сохранилось с тех пор? Нет.
- Да, - спокойно сказал Макс - И это ответ на твои возражения тоже. Ты же сам хотел чтобы по-настоящему.
Леонидов как-то странно усмехнулся и ушёл. Я не понял, куда и зачем. Но вернулся он очень скоро. Переоделся. И во фланелевой уютной пижаме с мишками он окончательно по-нормальному стал самим собой, настоящим. Макс ухмыльнулся, протянул руку и сорвал с его волос эту дурацкую сеточку. Я сначала подумал, что вот это уже чересчур, но Лёша только светло улыбнулся в ответ. Так они и стояли, улыбались друг другу два настоящих идиота. А я про это никому и никогда не расскажу, слишком уж это про нас настоящих...
А мисси сказала:
Максимов тут на дело ходил без меня. С Леонидовым, но без меня. Потому что в театр. Выслеживали они там кого-то. Добыли с огромным трудом контрамарки, какая-то прям бешено популярная постановка. И этот их подозреваемый там должен был в зрительном зале быть и даже, возможно, что-то такое делать, я не понял. В общем, так или иначе, отправились они.
Леонидов внезапно явился в форме и как-то совсем тщательно причесался, но даже как-то понял, что тут в чем-то другом дело. Только Макс не просек ничего.
Пришли они в театр - это Леонидов мне потом рассказал. Ну, не мне, а нам с Вахтангом - Леонидов завел шарманку, что давно в театре не был, а сейчас, вот, случай подвернулся. Потом они на свои места уже после начала представления, ясное дело, пробрались, уселись. Макс головой крутит, подозреваемого высматривает, а Леонидов говорит "Жаль, места плохие, постановку посмотреть не удастся". Макс отвечает: "Почему плохие, вон, весь зал хоро..." - и осекся, заржал так, что соседи шикать стали.
Поймали они подозреваемого своего, в отдел привели, допросили. А потом Максимов ненавязчиво так и спрашивает: "А на Новый год ордена наденешь?". Леонидов усмехнулся так по-доброму и говорит: "Главное, чтобы мне внедряться никуда не пришлось". Тут, правда, Макс все испортил, потому что сдержаться не смог и пробормотал, что, если что, у него фотография, которую на дверь лепить, кстати, у самого есть. Леонидов аж плюнул с досады и ушел.
Я тоже сказала:
... мы с Максом зашли к этой их общей в лабораторию, и Макс говорит: Лен, у тебя нет бинта какого-нибудь или пластыря?
А она ему в ответ спокойно так: Раздевайся.
Честно, мы с Максом оба подскочили от неожиданности. Он мне как-то по секрету рассказал про свой сон, будто бы он так в лабораторию зашёл за бинтом просто, а получил приглашение раздеваться.
Тут из-за стеллажа вышел Леонидов, которого мы сначала не заметили и тоже спокойно так говорит: Вот именно, Макс, раздевайся.
Максимов обалдело башкой затряс, а я первый понял в чем дело. Лёша мою догадку подтвердил.
- Ты же не пойдёшь в больницу, ты же упёртый баран. Придётся тебя так спасать, своими силами.
Лёша-то да, он такой, Макс его никогда не может ввести в заблуждение даже своим спокойным голосом. Но неужели и эта их общая осознала?
А Макс тоже да, тоже такой. Упёртый баран в смысле. И ни в какую больницу, конечно, не пойдёт. Криво ухмыльнулся, стянул рубашку через голову и повернулся к Лене спиной. Она аккуратно и все крошки стекла вынула, и раны промыла-перевязала, в общем сделала всё в лучшем виде, любо-дорого посмотреть. Леонидов тоже в стороне не остался. Подавал пинцет, принимал окровавленную вату и страдальчески морщился и шипел, это он так Максу помогал, ясное дело.
Закончили они спину спасать, Максимов легонько плечами повёл, ну затекли у человека плечи, надо же в себя приходить как-то после ранения, и мы оба услышали совершенно синхронный и совершенно одинаковый полувздох-полувсхлип.
- Не переживай ты так, Лен, всё хорошо, мне уже совсем не больно, - торопливо сказал Макс и ещё более торопливо натянул рубашку, - А ты, Лёш, не завидуй моей татуировке, сделаем тебе такую же. Ну, если Лена разрешит, конечно.
Увернулся от полетевшего в него пинцета, свистнул мне, мол, пошли отсюда и вышел, закрыв за нами дверь. Всё-таки Макс самый деликатный человек на свете, кто ещё смог бы так правильно вытащить из неловкой ситуации двух дорогих ему людей? А я вот неделикатный, тошнит меня уже от этих вздохов. Хорошо ещё, что Гнездилов и Леонов себя по-человечески ведут. И на том спасибо...