деанон ЗФБ 2015

[плюс1]

В этот раз я сделала для команды с одной стороны меньше, чем планировала
А с другой стороны - больше
Я не думала, что это будет миди. Да еще миди, который поможет закрыть выкладку. Просто так случайно получилось, что больше у нас низкорейтинговых миди не было

Этот текст мне дался тяжело. Удивительно, но он на самом деле отнял у меня много эмоциональных сил, я слишком в него вложилась, и это неправильно

Текст мне и нравится, и нет
Больше "нет"
Потому что добрые бартерщики под текстом говорят любезности на предмет того, что читаешь и не оторваться, что качественно больно и прочее. Я этого всего не вижу, я хочу научиться писать качественно больно, но пока получаются только сомнительного качества розовые сопли в сахаре

А у бартерщиков нет выхода, миди у нас только одно на низкорейтинговом левеле

Я очень благодарна моим бетам!! За оперативность, терпение, понимание
За то что они искоренили из текста "юношей" и "парней"
Я честно стараюсь следить за собой, но все еще очень часто проскакивает

У меня были очень хорошие беты, они научили меня важным приемам
Они задали дополнительные вопросы, я ответила на них в тексте, и от нескольких маленьких деталей ситуация стала понятнее и правдоподобнее, а у меня появился огого какой важный пласт хэдканона

Мне было комфортно в команде

Надеюсь, я их ничем не обидела
Надеюсь, я была полезна

01.02.2015 в 00:00

Пишет  WTF Dom 2015:

WTF Dom 2015. Тексты G - PG-13. Миди.

Название: Девять кругов ада Автор:  WTF Dom 2015 Бета:  WTF Dom 2015 Размер: миди, 4612 слов Пейринг/Персонажи: Сиамцы, Р Первый, остальные домовцы фоном Категория: джен Жанр: драма Рейтинг: G Краткое содержание: сколько кругов предстоит пройти Стервятнику прежде, чем он соединится с братом? Примечание: в тексте использованы цитаты из «Дома, в котором…» Мариам Петросян Размещение: только после деанона с разрешения автора Для голосования: #. WTF Dom 2015 - работа "Девять кругов ада" Он не знал, что это чувство останется с ним надолго. Оно потускнеет, сделавшись привычным, но иногда будет настигать его с неожиданной силой, похожей на удар, заставляя задыхаться от счастья, наполняя глаза слезами, а душу восторгом. Он не знал и того, что теперь они с братом отличаются друг от друга. Что он всегда будет казаться старше. «Порочнее», — так выразится Черный Ральф, и мальчик его услышит, но не обидится. Это станет новой чертой его характера — его будет очень трудно обидеть.* Чувство осталось с ним надолго. Но не навсегда. Счастье и восторг ушли в тот день, когда умер брат. Рекс запомнил этот день, жаркий и тягучий понедельник июля. Они с Максом подобрали, наконец, отмычку к чулану в конце коридора. Они догадывались, в принципе, что там не будет ничего особо интересного, но все равно хотели хорошенько покопаться в его недрах в поисках сокровищ. В тот день на обед были вкусные сосиски, а не надоевшие до зубовного скрежета котлеты с подгоревшей коркой. После обеда Сиамцы долго лежали во дворе, грелись на раскаленном бетоне, подставив солнцу облупившиеся носы, и переговаривались о чем-то, понятном только им двоим. А вечером Макс полез спасать котенка. Рекс не успел ничего сделать и потом не мог себе простить, что в тот момент не оказался рядом с братом, не удержал, не остановил, не уберег, не полез на это чертово дерево вместо него. Рекс думал потом, что ему с двумя ногами залезть на дерево было бы гораздо легче. Представлял, с каким трудом Макс карабкался вверх, и его собственные ноги, причем обе, отзывались фантомной болью. В тот вечер во дворе у дерева были только они с братом. Обычно Дом гудел как пчелиный улей, редко где можно было найти настоящее уединение, даже холодной зимой или дождливой и слякотной осенью кто-нибудь торчал во дворе по своим личным делам, а уж жарким летом тем более. Но для старших запустили кино, длинный двухсерийный фильм, и никто не хотел отказываться от просмотра, а младшие либо торчали под дверью кинозала, изнывая от желания попасть внутрь и хоть одним глазком посмотреть настоящие взрослые фильмы, либо сидели по собственным спальням. Зачем Сиамцы остались во дворе, почему не пошли исследовать чулан с сокровищами? Даже потом, много лет спустя, Рекс не мог найти ответ на этот вопрос и снова и снова накручивал себя, мучился виной и безысходностью. Напуганного котенка Макс сумел спустить с дерева, но сам не удержался, потерял равновесие и рухнул вниз. И разбил голову о кирпичи, приготовленные старшими и лежавшие аккуратным штабелем. Рекс не знал, что там собирались строить. Более основательный летний домик вместо хлипкого шалаша, где обычно играли мальчишки, когда становилось тепло? Банальный мангал, чтобы разводить костер и жарить утащенный с обеда хлеб? Или "королевское" место для Мавра, чтобы он смотрел за волейбольными соревнованиями с еще большим комфортом и помпезностью? Рексу было все равно. Он страшно выл, уткнувшись в живот оказавшемуся рядом Ральфу. Рекс потом никогда не удивлялся, что тот появляется словно из ниоткуда. Это было его составляющей, потрясающим умением. Правда, даже Ральф не был всесилен: иногда он опаздывал. Рекс скулил и захлебывался слезами, крупно дрожал и размазывал сопли по белой рубашке воспитателя. «Тише, маленький, не надо так», — думал Ральф, но ничего не говорил, только крепче стискивал худенькие плечи и ждал, когда тот выплачет свою боль. — Я ненавижу кошек, всегда ненавидел, — признался ему позже Рекс, когда Р Первый нашел его во дворе с камнем в руке. Сиамец так и не смог при нем бросить камень в едва живого от страха кота. — Да ты просто стервятник, охотящийся на падаль, — мрачно сказал Ральф и удивился потом, что Рекс взял себе эту кличку, принял ее с радостью. А вот тому, что мальчик стал вожаком, воспитатель совсем не удивился. Много лет спустя Слон, застенчиво вздыхая, подошел в коридоре к Стервятнику и достал из кармана комбинезона шестеренку. — Часы сломались, а колесико волшебное. Верни Макса, — сказал он и вздохнул снова. — Мне это колесико старичок дал. Стервятник не знал, как и благодарить. Где найти слова, что можно сказать тому, кто возвращает тебе жизнь? — Часы сломались, — снова зачем-то повторил Слон и тепло улыбнулся. — Часы сломались... бабушка нас убьет, — испуганно сказал Макс. Рекс смотрел на расстроенного брата и почему-то совсем не огорчался. — Ничего, как-нибудь обойдется, мы вместе что-нибудь придумаем, — утешил он. Рекс совсем не переживал из-за часов, из-за жестокой трепки, которую они, несомненно, получат сегодня вечером от бабки за сломанные старинные часы. В тот день он понял, что они с братом — самые счастливые люди, они всегда могут помогать друг другу, защищать друг друга и заботиться друг о друге. Они всегда вместе. Да, они всегда были вместе. До тех пор, пока не умер брат. На тот момент они уже давно жили не в особняке властной и злой бабки и ее затравленного, озлобленного на весь мир мужа-подкаблучника, которые ненавидели и друг друга, и внуков. Братья жили в Доме. Поначалу их ненавидели и там, но со временем они прижились, даже обзавелись друзьями и одной на двоих кличкой — Сиамцы. Им нравилось. В принципе, им нравилось все вокруг: Дом, друзья, прибившийся под их защиту большой и доверчивый мальчик по кличке Слон, тайники и секреты этого Дома, второй Дом — на море. И море они тоже любили, пока не случилось страшное. Море могло быть не только лазурным, теплым и ласковым. Море могло быть жестоким. И в тот день высокие волны убили его одноногого брата. Рекс сначала цеплялся за его ледяную ладонь, заглядывал в неподвижные желтые глаза, будто ждал ответа, выл и от неистовой боли катался по холодному мокрому песку. Потом рядом оказался Ральф, и Сиамец, теперь уже один Сиамец, навсегда разделенный, с плачем повис у него на шее. Воспитатель молчал и не делал попыток его успокоить, он просто тихо ждал и легонько гладил его по вздрагивающим плечам. Позже Рекс показал ему конверты с письмами, которые маленький Макс адресовал самому себе. — "Если завидуешь ноге", — горько усмехнулся он. — Я отдал бы и ногу, и руку, и голову, лишь бы он был жив. Почему его единственную ногу свело судорогой в воде? Почему я не оказался рядом? Почему я не на его месте? Р Первый снова промолчал. Но Рекс и не ждал никаких ответов. А перед выпуском Горбач дал ему шестеренку. Может, на другом круге у него самого не было бы горба, может, была бы семья и дети, о которых он мечтал. Может, он еще крепче подружился бы с бродячими собаками. И, может, ему не пришлось бы наказывать себя холодом и голодом за свои страхи, скорее всего, ему бы и нечего было бояться. Но Горбач даже не думал обо всем этом, вкладывая шестеренку в узкую ладонь Рекса. — Верни брата, не теряй его больше, — попросил он и добавил совсем шепотом, едва слышно, будто что-то самое сокровенное: — И научи его играть на флейте. — Научишь меня играть на флейте? — спросил Макс. Рекс в ответ необидно рассмеялся, легонько щелкнул его по носу и сказал, что подумает. Он привык к тому, что интересы брата менялись еженедельно: то он мечтал рисовать, то вышивать крестиком, то вот теперь флейту ему подавай. И почему-то в тот момент это особенно растрогало Рекса, внутри расплылась теплая щемящая нежность, захлестнула его с головой. Они с братом виртуозно умели подделывать почерк учителей, умели подбирать отмычки к любым замкам, а еще умели доводить окружающих до белого каления. Все это они делали вместе. И твердо знали, что вместе они навсегда, на всю долгую-долгую жизнь, полную интересных приключений. В этой жизни найдется время для всего — и на флейте играть можно научиться, и петь, и даже танцевать вальс. Только вот жизнь вместе оказалась не такой долгой, как думалось. Макс погиб, и смерть мальчика потрясла весь Дом. И воспитанники, и педагогический состав, конечно, видели за свою жизнь не одну смерть. Тяжелые болезни, несчастные случаи, самоубийства... но эта смерть показалась всем особенно жестокой. Может быть потому, что остался второй — теперь навсегда отделенный от брата, совсем еще желторотый птенец. Потом долго пытались найти водителя этой машины. Но он пропал, словно его и не было никогда. И почему-то никто не запомнил ни номера, ни марки автомобиля, даже цвета при описаниях различались. Ральф же из того дождливого вечера помнил только бьющегося в его руках мальчишку, его не человеческий, а совершенно звериный вой и собственное молчание. — Я вовсе не боюсь машин, как можно было бы подумать, — сказал ему позже Рекс. — Я их даже ненавидеть перестал. Просто... не нравятся... И до второго Дома на берегу моря они вдвоем с тех пор ездили не на автобусе, а на поезде, с неудобными выматывающими пересадками — но так было спокойнее им обоим. Директор позволил: он не был жестоким и не хотел мучить ребенка. А потом Рыжая протянула Рексу на раскрытой ладони шестеренку. Они все уже выросли, тайна Джонатана была давно раскрыта, никто больше не ждал никаких подарков. Тем более он не ждал такого подарка. Утерянный было смысл жизни возвращался к нему. — Просто вы все по-прежнему мои найденные дети, усыновленные мальчишки, а мать способна воскресить потерянного сына, правда ведь? — Рыжая глядела в упор. — Не забывай Джонатана, он приносит подарки хорошим мальчикам. — "Джонатан приносит подарки хорошим мальчикам", — громко прочитал для всех Макс очередную записку от их таинственного друга. — Мы, значит, хорошие, а? Что скажете на это, Чумные братья? — Иногда можно побыть хорошим, — задумчиво протянул Вонючка. — Ну, ради подарков, например, — объяснил он, увидев удивленные лица состайников. — Только если ради подарков, — ухмыльнулся Волк и снова склонился над гитарой, неистово терзая струны в попытках извлечь из них сносную музыку. Все засмеялись, и только Рекс не принимал участия в общем веселье. Он смотрел на брата широко раскрытыми глазами, с жадностью рассматривал и запоминал каждую черточку такого знакомого лица, как будто увидел его в этот день впервые. Он тогда подумал, что его главный подарок — это брат. Нет, это был подарок не от мамы — она не ждала и не хотела их обоих; это был подарок от самой жизни или, возможно, от седовласых богов с гордыми взглядами. Наверное, таинственный Джонатан мог знать этих богов, пожалуй, мог даже дружить с ними. Рекс не знал, хороший ли он мальчик, впрочем, и не стремился им быть. Он отпирал отмычками чужие двери и вынюхивал чужие тайны, он дразнил и обижал младших и хамил старшим, он был независим и не признавал никаких авторитетов, и только Лось с Ральфом могли на него хоть как-то влиять. Первый брал своей добротой и человечностью, все обитатели Дома понимали, что сердце Лося болит за каждого домовца. Второй был черным, сумрачным и сильным, в глубине души Рекс признавал эту силу и с каким-то непонятным ему самому удовольствием готов был подчиняться. Рекс любил своего брата, и брат любил его, и им было по-настоящему хорошо. А потом Макс погиб. Больше в пожаре не пострадал никто, даже колясники сумели выехать, и Неразумных вытащили из Дома, только Макс остался там среди бушующего пламени. Ральф едва сумел удержать Рекса, рвавшегося обратно в огонь. Отчаяние удесятерило его силы. Но Р Первый сомкнул вокруг него руки железной хваткой и держал, не обращая внимания на яростное сопротивление, старался не слушать и не слышать душераздирающий вой. Сам он молчал, да и не смог бы он сказать ничего правильного, не нашлось бы никаких слов. Особенно худо стало Рексу, когда он понял, что задержало брата, из-за какой роковой ошибки тот остался среди огня. Макс спасал их стремянку. Огромную и тяжелую, много лет назад ее подарил братьям Лось. Вернее, подарил он ее Чумным Дохлякам, когда те заполнили своими рисунками всю нижнюю часть стен. После того, как стены Чумной комнаты были разрисованы полностью, Сиамцы завладели подарком и любовно расставили по ступенькам горшки с растениями, которые они давно уже вырастили на смену чахлому, вышвырнутому из Хламовника кустику. Никто не спорил, только посмеивались добродушно да старались не подпускать близко Красавицу, чтобы тот ненароком не опрокинул всю монументальную конструкцию, не побил горшки на мелкие осколки. Макс не смог оставить вещь, напоминавшую о погибшем воспитателе, о котором они все скорбели. Хотел сохранить память о нем. Он тащил тяжеленную стремянку из последних сил, задыхался от подступающего со всех сторон дыма. А потом верх огромной стремянки задел отваливающуюся дверную притолоку. Макса завалило. — Если огнетушитель не помог тогда, чего же он сейчас не выполнит свою функцию и не свалится на башку Акуле? — мрачно сказал потом Рекс в пространство. Р Первый предпочел никак не отреагировать на это ядовитое высказывание, он просто сделал вид, что не услышал. Впрочем, им со Стервятником всегда хватало молчания, нередко оно для них обоих было даже лучше слов. — Я, знаешь ли, специалист по покойничкам и не могу допустить такого надругательства над моими подопечными, — сказал как-то Рексу Рыжий, порылся в карманах клоунских нелепых брюк и извлек на свет шестеренку. — Исправляй ошибки, не гневи судьбу. Не дожидаясь просьбы, стянул очки, неловко зажал их в кулаке и посмотрел на него глазами светлого ангела. — Говорят, мы можем видеть в чужих глазах отражение нас самих, — из уст неврастеника и извращенца Рыжего это прозвучало бы пошло, но Смерть знал, о чем говорит. И Стервятник тоже знал, по крайней мере, догадывался. — Где-то слышал, что можно увидеть в других свое отражение, — фыркнул Макс и залился веселым смехом. — А нам с тобой вдвойне повезло, никакие зеркала не нужны. Рекс криво улыбнулся в ответ. Его почему-то очень напугали разбившееся на мелкие осколки зеркало и звон стекла. Но когда руки перестали дрожать, когда он успокоился, Рекс посмотрел на брата и подумал, что ему лично не только никакие зеркала не нужны, ему ничего в этом мире не нужно, самое главное в его жизни и так с ним рядом: стоит, заливается хохотом и рассматривает осколки. Ну и пусть им влетит потом от старших, это не страшно, Кузнечик так вообще стекло ногами разбил, а зеркало — это совсем пустяки. Все неважно, на самом деле, кроме Макса. Рекс улыбнулся своим мыслям, подмигнул брату и стал собирать осколки прямо руками, не боясь порезаться. Он и потом ничего не боялся. Был совсем без тормозов, как говорили воспитатели. И думал, что был самым сильным. Пока не умер брат. Рак — подлая болезнь, он не щадит никого. Макс слабел и таял прямо на глазах, изо дня в день становился все прозрачнее и уходил туда, откуда никто не мог его вернуть, докуда никто не мог докричаться. Рекс слабел и таял вместе с ним, он перестал быть бесстрашным, не мог больше быть сильным, не понимал, зачем ему жить. Когда Макса не стало, у брата не хватило сил страдать громко. Но оказавшийся рядом Ральф видел, как ему тяжело. Он старался удержать Рекса, не дать ему уйти вслед за Максом. Р Первый понимал, что еще рано, еще не пришло время. Он в основном молчал, не вел никаких душеспасительных бесед и не причитал елейно о том, каким хорошим мальчиком был Макс, или как ему хорошо сейчас где-то там, или как его не хватает. Рекс был ему за это молчаливо благодарен. У Ральфа хватало других дел и проблем, но он старался не выпускать Сиамца из поля зрения, старался быть всегда рядом. Он прикипел к этому печальному парню и пытался хотя бы немного разделить его боль. И позже, когда мужик, неизвестно как забредший в санаторий, где они отдыхали, протянул воспитанникам целое ведро свежепойманных раков, Ральф единственный увидел побелевшее лицо Стервятника и понял, как ему больно. Воспитатель схватил его за руку и, как маленького, утащил прочь. Он просидел с ним тогда весь вечер, рассказывал какую-то успокаивающую ерунду, а потом, совсем уже поздно, почти ночью, сходил на кухню и добыл для них холодных котлет с картошкой, оставшихся с ужина. И эта скромная трапеза показалась им обоим чуть ли не королевской. — Все хорошо, — сказал ему под утро Рекс. — Правда, хорошо. Но спасибо. И улыбнулся — криво и жалко. Эта улыбка навсегда осталась в памяти воспитателя, осталась настолько глубоко, что иногда у него сжимало и перехватывало сердце от одного только воспоминания. Сфинкс без лишних слов протянул Стервятнику шестеренку. Держать ее граблями было неудобно, и он явно обрадовался, переложив зубчатое колесико Рексу в ладонь. Таким уж был Сфинкс-Кузнечик — либо говорил загадками, играл со словами, либо не говорил вообще ничего, но в его молчании всегда было очень много смысла и веса. Он пристально посмотрел на Стервятника острым, как бритва, взглядом. — Чего ты так смотришь? — напряженно спросил маленький Рекс. Брат пугал его: он смотрел слишком пристально, слишком серьезно, слишком тяжело. Макс улыбнулся в ответ, пожал плечами, и морок спал: перед Рексом снова оказался привычный, до каждой черточки родной братишка. И вовсе не тяжелый был у него взгляд, это другие, незнающие, могут говорить гадости и глупости, а уж он, Рекс, знает, что у Макса глаза светлые и взгляд легкий. А еще знает, что брат у него самый лучший. Он, Рекс — счастливый обладатель сокровища и не позволит никаким болезням на свете их разлучить, он это только что понял. Они и не болели почти, только хромали каждый на свою сторону, часто падали и обдирали до ссадин острые коленки и локти, разбивали в драках носы и губы, зарабатывали синяки и шишки. Но вирусы, казалось, обходили мальчишек стороной, Пауки просто нарадоваться не могли, когда Сиамцы приходили на плановый медосмотр. Только вот когда Макс после долгой игры в снежки и лежания на снегу подхватил воспаление легких, болезнь развилась слишком стремительно. Никто не успел толком ничего понять, а он уже умер, оставив безутешного Рекса пронзительно одного. И только Ральф был рядом, его молчаливая поддержка не давала сойти с ума. В ночь, когда Макс умер, Р Первый пришел в Могильник и буквально силой оттащил Сиамца от тела брата, не позволил Паукам приблизиться к нему ни на шаг, завернул в одеяло, будто спеленал, чтобы тот не размахивал так отчаянно руками, похожими на обрубленные крылья, чтобы не навредил себе. За свою сохранность Ральф не боялся. Он всю ночь держал Рекса в крепких объятьях и не говорил ничего, только до боли стискивал зубы при каждом отчаянном всхлипе своего воспитанника. Следующей зимой он наткнулся на Рекса, стоявшего у окна; тот смотрел перед собой невидящими глазами. Р Первый тоже взглянул в окно и увидел почти всех обитателей Дома. Они высыпали во двор, строили грандиозную снежную крепость и закидывали друг друга снежками. Громче всех,как всегда, вопил неутомимый Табаки. Ральф мягко, но настойчиво взял Стервятника за тонкое запястье, силком оттащил от окна, завел в свой кабинет и стал расспрашивать об успеваемости, в мельчайших подробностях, тем самым на время отвлекая Рекса от болезненных воспоминаний. Конечно, Сиамец был ему за это благодарен, конечно, он не сказал этого вслух, конечно, воспитатель понял все по его молчанию. Они вообще здорово понимали молчание друг друга, слова им были почти не нужны. — Возьми шестеренку и не повторяй больше ошибок, никогда больше не ошибайся, слышишь? — захлебываясь, тарахтел Лэри, всовывая подарок в карман Стервятнику. — И постарайтесь в следующий раз стать красивыми, оба, хотя вы и так ничего, у вас нет этих чертовых прыщей, но вы можете стать как Черный или даже как Лорд, только не становитесь как Горбач или Толстый, трех таких я не вынесу, слышишь, станьте красивыми! Стервятник молчал и только удивлялся, как же он мог быть настолько невнимателен, почему не разглядел под броней из кожи и заклепок щедрое и великодушное сердце, почему не расслышал за грохотом сапог слова настоящей дружбы. Наверное, один только мудрый Сфинкс умел видеть настоящего Лэри, а не шумного истеричного Лога, — не зря ведь он с детства учился смотреть "туманно". — Иногда мне хочется быть красивым, — доверительно сообщил Макс брату. — Я хочу быть, как Дэвид Боуи, а ты? Рекс пожал плечами и ничего не ответил. Он с болезненной жадностью рассматривал брата, будто запоминал его лицо. Круглые желтые глаза, крючковатый нос, копна светлых нечесаных волос — очень далеко до Дэвида Боуи. Но Рексу нравилось: это была их общая внешность, их общая судьба. Его брат был красивым, он с уверенностью мог бы заявить об этом кому угодно. По-настоящему красивым. Когда Макс погиб, красоты не осталось. Собаки растерзали его тело, и страшно было смотреть на окровавленный труп, который когда-то был человеком, его братом, его точной копией. Никто не знал, откуда взялась та дикая свора. Знакомые собаки, прикормленные Горбачом, хотели спасти Макса. Их стая лишилась нескольких псов, многие пострадали и долго скулили, зализывая раны. Воспитатели пытались не пустить к телу хотя бы младших, не хотели давать им видеть этот ужас. Рекс прорвался к брату и рыдал, завалившись на землю рядом с ним. Безутешным воем ему вторили собаки Горбача. Ральф присел на корточки рядом с братьями, не боясь перепачкаться в чужой крови, обнял мальчишку, притянул к себе и молча гладил по спине, понимая, что это единственное, что он сейчас может для него сделать. Уводить Рекса не было смысла, да он бы и не смог. "Сука" — это короткое хлесткое слово навсегда стало самым страшным ругательством для Сиамца. Сдержанный и прячущий свою боль за маской, он был внешне очень спокойным, только пару раз за все время Р Первый услышал, как Стервятник произнес это слово. А еще он каждый раз вздрагивал, будто от удара, услышав, как другие девушки и ребята называли сучкой безобидную Длинную Габи. Иногда ему казалось, что он негласно взял ее под свое крыло, в довесок к остальным Птицам. В детстве они с братом опекали нелепого большого Слона. Дети выросли, и Слон почти справлялся самостоятельно, а вот Габи стала для Рекса очередным беззащитным ребенком, требующим внимания и заботы. Она чувствовала это и, конечно, была благодарна Стервятнику, но умела выражать эту благодарность только одним доступным и понятным ей способом. — Хочешь особый подарочек? Только для тебя. — Она садилась перед ним на корточки или на колени, хватала жадными пальцами за брюки и пыталась расстегнуть ширинку. Стервятник отцеплял от себя проворные руки, гладил девушку по голове, перебирал спутанные волосы и тихо говорил, скорее даже просил: — Не надо. Ральф всегда поражался его выдержке, тому, что он выжил и вырос без значимой части себя самого, без своей лучшей половины. Ральф никогда не узнал, что это его пример молчания и спокойствия помог Рексу. Ральфу это просто-напросто в голову бы не пришло. — Не надо мне твоих подарков, Габи, говорил же, не хочу, — хмуро сказал Стервятник, тяжело оперся на трость и развернулся, чтобы похромать в спальню третьей. Нога его снова невыносимо разболелась. — Это не то, что ты думаешь, это другое, — томно выдохнула Длинная, не стесняясь, задрала короткую юбчонку и запустила руку в чулок. Пошарила там и с торжественным видом протянула Рексу шестеренку. — Я знаю, как тебе больно, — удивительно мягко сказала она. — Я очень хорошо тебя понимаю. Знаешь, когда меня изнасиловали… — Га-а-а-аби, — прервал Стервятник, с упреком глядя на нее. — Никто не хочет слушать эту историю, — ухмыльнулась девушка. — Да и ты не слушай, ни к чему тебе. Она тепло улыбнулась и на какую-то секунду стала похожа на Мадонну. Рекс помнил резную статуэтку в особняке, где они с братом жили в детстве под присмотром злой бабки. Стервятник взял шестеренку и посмотрел на Габи с благодарностью. — Один только раз, я так всегда этого хотела, — жарко выдохнула Длинная, прижалась к Рексу и поцеловала его, влажно и настойчиво толкнувшись языком в рот. Стервятник не ответил, но это её не разочаровало. — Всегда хотела, — повторила Габи. — И знаешь что? Ты не монстр этого Дома, ты не чудовище, ты рыцарь. Резко развернулась на своих высоченных каблуках и удалилась, виляя тощими бедрами. — Ты не чудовище, я больше не хочу так играть, ты рыцарь, — категорично заявил брату Макс и зло посмотрел на Волка. — Или его тоже посвятят в рыцари, или я отказываюсь с вами водиться. Чумные Дохляки собрали военный совет, на котором взвесили все "за" и "против", каждый высказал свое мнение, и было решено, что Рекс тоже заслуживает звания. Церемония посвящения была торжественной, и Вонючка потом еще долго распевал жуткие песни собственного сочинения, восхвалявшие чудовище, ставшее сиятельным рыцарем. Горбач так проникся, что смастерил для Сиамцев настоящие копья. Поначалу все довольствовались только деревянными мечами, но потом у Горбача появился арбалет, у Сиамцев копья, а Волк раздобыл где-то кастет и теперь возился с ним не меньше, чем с гитарой, любовно начищая до блеска и постоянно цепляя на пальцы, чтобы добавить веса своему небольшому, но крепкому кулаку. Жизнь шла своим чередом, братья взрослели вместе и любили свою жизнь, свой Дом и свою стаю. Они не знали ничего другого, да и не особо горели желанием узнавать. Только вот, когда они стали старше, иногда казалось, что их едва ли не единственных в Доме не пугал и не волновал предстоящий выпуск. Их ничего не волновало, пока они были вместе. А потом Тень умер. За два года до выпуска. Р Первый спас тогда Стервятника от сумасшедшего дома, от смерти, от самого себя. За одну ночь воспитатель и подопечный стали ближе друг другу, чем за многие годы, проведенные вместе в Доме. За одну ночь Ральф научился видеть и понимать многие вещи. Он был слишком занят, чтобы думать о чем-то, кроме сохранности своих рук, но когда в отворенные окна Птице ответила третья, сообразил, что это поминальный плач. Полотенце и покусанная обивка дивана. Следы зубов Большой Птицы. Когда он заплакал, Ральф его отпустил, и остаток ночи Стервятник рыдал, уткнувшись горбатым носом в диванную подушку, а Ральф смотрел на него и ждал. Молча, не делая попыток успокоить.* Он понял многие вещи, узнал ответы на многие вопросы, и почти все ответы он нашел сам. Сфинкс и Стервятник помогли ему в этом деле совсем немного. И ответ на главный вопрос он тоже нашел сам. Как и дорогу к Хранителю Времени. — Ну, вот ты и пришел. Я ждал тебя, мальчик. Долго ждал, но я умею быть терпеливым. Ральф смотрел на Табаки и уже не удивлялся, что видит перед собой не просто наглого подростка, но одновременно и маленького капризного колясника из младшей группы, и старейшего в мире человека с многовековой мудростью в глазах. Ральф не стал задавать никаких вопросов, хотя они у него были — слишком много — и важно было получить на них ответы. Ральф попросил подарок. Тот, который все обычно просили у Хранителя. Собеседование он тоже прошел с блеском. Все-таки не зря, выходит, мучился вопросами, требовательно задавал их самому себе, всем окружающим и Дому. К этому моменту он научился отвечать. "Время собирать камни" — навязшая на зубах истина. Хранитель не любит простые истины, не любит банальности, не любит повторения. Но Ральф оказался другим, Табаки в нем никогда не сомневался. Кажется, он единственный не стал заявлять о своих правах, что самонадеянно делали все прочие просители, убежденные, что после подобных слов им невозможно отказать. Не зря, ох не зря Ральфа когда-то окрестили Первым. — С тобой, мальчик, особый случай, — вздохнул Шакал. — Ты не просто сможешь переместить его на другой круг, ты и сам переместишься и проживешь долгую новую жизнь, ты не потеряешь его (а ты ведь знаешь, мальчик, что люди, которые были знакомы на одном круге, могут никогда не встретиться на другом?) и ты будешь помнить все предыдущие ваши жизни. — Почему? — совершенно по-детски спросил Ральф и покраснел от того, как глупо и беспомощно прозвучал его вопрос. — Потому что я так хочу, — просто ответил Табаки. Воспитатель вгляделся в его лицо и снова не смог различить, где заканчивается детский каприз младшего, где начинается подростковая вредность и откуда взялась слабость и стариковская усталость Хранителя Времени. — И еще один подарок специально для тебя, Ральф. На этом круге Лось не умрет. Ты много размышлял о его гибели и понял, что он оказался просто песчинкой в урагане, его зацепило и унесло из жизни случайно. В этот раз он случайно останется жив. Используйте мой подарок с умом. Я в тебя верю, мальчик. — А Стервятник... Рекс... может, он не будет больше Стервятником, я буду нужен ему? — жадно спросил Ральф и окончательно смутился под понимающим насмешливым взглядом. — У него будет брат. Но ты тоже можешь оказаться нужен ему. Используй мой подарок с умом, — многозначительно повторил Хранитель, и Р Первый кивнул, не стал больше ничего спрашивать, склонился над коляской и почтительно поцеловал тонкую руку. — Мне его одного было чересчур много, а уж с ними двумя намучаюсь, — едва слышно сказал он, и Шакал очень ехидно улыбнулся. — Его одного бывает много, а вдвоем они — сущее наказание, — мрачно сказал Ральф и покрепче перехватил ладошки братьев. Он вел их в свой кабинет, чтобы смазать зеленкой многочисленные царапины и приложить холод к распухшим губам. Вести их в Могильник не хотелось. — Я тебя понимаю, — кивнул Лось, шагавший рядом, и улыбнулся самым краешком губ. — Намучаешься еще с ними. Но что поделать, если они навсегда твои. Маленькие Сиамцы шли рядом с взрослыми, не вслушивались в их разговор, просто чувствовали себя удивительно защищенными и знали, что все у них будет хорошо. — Будь спокоен, Чумной наро-о-од, В этот раз никто не умре-о-о-от! Мимо них по коридору с грохотом проехал мелкий кудлатый колясник по кличке Вонючка. Неприятная кличка, но ее обладателя, казалось, это нисколько не смущало. Его вообще в этой жизни мало что смущало. А еще он любил распевать дурацкие песни собственного сочинения, бесил состайников, воспитателей и педагогов и, кажется, даже сам Дом. — Какая странная песня, — улыбнулся Лось и ослепил Ральфа синевой своего взгляда. — Дети, — пожал плечами Р Первый, криво улыбнулся в ответ и еще крепче сжал ладошки мальчишек, — дети, что с них возьмешь? *— цитаты

@темы: недоумения псто, лытдыбр, буквы, с которыми я играю

Comments

[LeeLana]

Потому что добрые бартерщики под текстом говорят любезности на предмет того, что читаешь и не оторваться, что качественно больно и прочее.

ну а почему ты настолько не веришь людям? почему они они обязательно должны врать? бартер может быть разный! я вот, например, не вру, хотя и не все, что я бартерила, было с другой стороны, мне как автору бартерщик прямо сказал, что не уверен, понравился ли ему мой текст, но это не помешало ему написать на фик бартер.

а ведь я думала прочитать эту книжку. Теперь точно не буду - заглушка

[плюс1]

LeeLana, я тоже стараюсь честно бартер оставлять
И есть некоторые вещи в бартере, которым я поверила
Да и беты меня хвалили. Где надо поругали, помогли сделать лучше, где надо похвалили
Но просто я сравнивают с другими текстами нашей команды. Вот там авторы пишут действительно качественно больно
Я качественно больно не умею
Это правда, не кокетство
Хочу научиться

Про заглушку это ты зря))) у Хиддлстона тоже была.. хм мм.. Заглушка)))
По команде нельзя судить

И посмотри например летнюю выкладку, там милая заглушка)))

Еще у команды Дома всегда на высоте арты и косплей

Про книгу так могу сказать. На мой взгляд заглушка ее не отражает
Читать книгу надо. Но нельзя насиловать себя. Если хочешь прочитать только потому что "все советуют" пока не надо. Значит пока рано
Я долго не могла начать. Все откладывала по разным причинам
Прочитала этой осенью, сначала читала онлайн в интернете, потом скачали и сейчас взахлеб перечитываю любимые моменты
Тяжелая ли книга? Честно не знаю, как ответить. Есть смерть, много смертей. Мне кажется, что нет безысходности
От того, что я сейчас знаю инвалидов, работаю с ними, стараюсь впилиться во все это (организации, инициативы и т.д) изнутри, у меня поменялся взгляд на очень многие вещи
Я не стала относиться лучше или хуже, просто по-другому
Поэтому когда я читала книгу, возможно, раньше я бы заплакала на некоторых моментах, а сейчас я смеялась. Не в смысле, что автор написал неправдоподобно, а в смысле наоборот автор все правильно сделал, и не надо плакать и здесь правда смешно
Читала разные отзывы, мол, плакал навзрыд, мол, безысходно. На мой взгляд там нет безысходности, но у меня взгляды специфические, думаю, ты знаешь

Кстати, как ни странно, по атмосфере есть многое (лучшее) от Джонсонов
Думаю, тебе это о многом скажет
И я помню, что там мы с тобой многое важное понимали и видели одинаково

Я тебе советую прочитать книгу. Но не насиловать себя
Только когда сама захочешь
И забыть про заглушку)))

[LeeLana]

Про заглушку это ты зря))) у Хиддлстона тоже была.. хм мм.. Заглушка)))

заглушка меня откровенно пугает, но это из-за моих тараканов, а не умений автор) И на мой взгляд, все заглушки хоть как-то, но отображают канон. И команду. Заглушка той команды Хиддлстона очень точно отображала именно команду, вернее, ее наиболее ярких, хоть и не самых приятных представителей.

Кстати, как ни странно, по атмосфере есть многое (лучшее) от Джонсонов Думаю, тебе это о многом скажет

мне сложно представить такое))
но книгу я, пожалуй, не буду готова прочитать никогда.

Но просто я сравнивают с другими текстами нашей команды. Вот там авторы пишут действительно качественно больно

говорят, лучше не сравнивать с другими - все равно ты никогда не сможешь писать, как они, да и не нужно это - надо сравнивать с собой прошлым.

[плюс1]

LeeLana, будешь смеяться, это тот же верстальщик ))) кажется... ))
Я уже давно не обращаю внимания на заглушки и на оформление
Но просто это такой мой личный метод, не могу его навязывать)))

Я честно не знаю, отображает ли такая картинка канон
Там тоже дело в голове читателей
Кто-то видит смерть, кровь и безысходность
Кто-то видит только "трахальный спальник" - был там в каноне у персонажей такой спальный мешок
Кто-то видит надежду
Кто-то видит много света
У всех по-разному и каждому по потребностям, вероятно

Мне надо было прочитать книгу в том числе и для моей работы
Не жалею об этом

Это я понимаю. И это правда, что у всех свой стиль
Сравнивают с собой прошлым, конечно
Что-то лучше, что-то хуже
Тоже неровно