"у кого-то богатый внутренний мир, а у меня богатая внутренняя война"
непонятный таймлайн
видимо, ООС
хэдканон такой хэдканон
Когда он был маленьким мальчиком, мама научила его делать мыльный раствор для пузырей. От этого раствора почему-то пахло шоколадом, пузыри получались огромные, переливались на солнце всеми цветами радуги, горделиво демонстрировали свои бока. Мама научила его выдувать эти пузыри соломинкой для коктейля. И потом он удивлялся, когда видел в магазине пластмассовые коробочки с мыльным раствором, не мог взять в толк, зачем это.
Когда Тай подрос, когда родители стали ругаться постоянно, когда Майк донимал занудством, Андерс дразнил, а Аксл рёвом или хныканьем требовал внимания, когда становилось грустно и одиноко, он запирался в ванной, смешивал мыльный раствор и выдувал пузыри, делал он это соломинкой для коктейля, которую прятал под раковиной.
Бездумно смотрел на пузыри и на какое-то мгновение переставал слышать ругань и вопли отца с матерью, не обижался на нравоучения Майка, забывал про насмешки Андерса и обещал себе непременно поиграть и повозиться с малышом Акслом.
Тай становился старше, всё острее чувствовал, как сгущается вокруг боль и ненависть и не понимал, что с этим делать. Он всё ещё бестолково и бесполезно пытался мирить родителей, лез в эпицентр скандала, переводил злость и крики на себя, наивно полагая, что так всем будет легче.
А потом Майку исполнился двадцать один год, старший брат стал совершеннолетним, взрослым и абсолютно невыносимым. И мама куда-то исчезла. Про отца Тай уже даже не вспоминал.
Он пытался понять, что сделал не так. Считал, что слишком многое и всё сильнее погружался в холод и отчуждение.
Увлёкся мифами и днями напролёт с жадностью читал о греческих, римских и египетских богах. Пробовал читать что-то про скандинавских богов, но не понравилось и показалось чересчур неправдоподобным. Голоса разума, говорившего, что это всё в целом мифы и сказки он почему-то слушать не стал.
- А я бы хотел быть богом, - сказал однажды Тай, сидя за столом и задумчиво намазывая масло на тост. У него было на удивление хорошее настроение и хотелось поболтать с братьями. - Только я был бы каким-нибудь злым и мрачным богом, например Аидом, - добавил он, немного поразмыслив.
Андерс заржал в ответ на это заявление, Аксл тоже захихикал, не поняв правда и половины сказанного, оказавшийся в гостях кузен Олаф посмотрел снисходительно, как на маленького глупого ребёнка, а Майк почему-то побелел как простыня и срывающимся голосом сказал: "Богов не бывает, это всё глупые выдумки". И вид у него был такой, будто он сдерживался, чтобы не наброситься на младшего брата с кулаками. Тай тогда очень удивился, что случилось с занудным и сдержанным Майком, что заставило его отреагировать так резко. Он нередко говорил и более глупые вещи, но брат никогда так не заводился.
Тему про богов он больше не поднимал. По крайней мере не с братьями. Впрочем, больше поговорить ему было не кем, оставались школьные приятели, но и от них Тай всё больше отдалялся, всё сильнее замыкался в себе.
Прошло время, и ему тоже исполнился двадцать один год. В то, что он бог, Тай поверил сразу. Только долго смеялся, вспомнил свои увлечения мифологией, побелевшее лицо Майка, его потемневшие глаза, снисходительную усмешку Олафа... Доказательств ему не требовалось, но всё равно с мальчишеской жадностью попросил брата продемонстрировать зрелищный фокус. А тот предложил сыграть в камень-ножницы-бумагу, Тай всегда знал, что Майк - зануда, но надеялся, что всё-таки не настолько. Они трясли руками почти час, пристально смотрели друг другу в глаза и негласно о чём-то договаривались. Тай видел азарт и как-будто бы даже радость в глубине глаз старшего брата и обещал себе, что он заставит его пользоваться своей силой, не сдерживать её, не давить в себе и не насиловать себя тем самым. Он ещё не знает, как он сможет это сделать, но когда-нибудь непременно заставит.
А потом снова смеялся, когда узнал, воплощением какого бога он является. Смеялся нервно, долго и оказалось истерично, не мог себя контролировать. Майк и Олаф слушали его смех и всхлипывания, смотрели, как он утирает брызнувшие из глаз слёзы, и потом, наконец Олаф (к слову оказавшийся дедулей а вовсе не кузеном, и это Тая чрезвычайно порадовало, единственным, что он запомнил из скандинавской мифологии было то, что Хёд убил своего брата Бальдра. А раз они не братья, может, и не придётся убивать) не выдержал и собирался от души закатить ему отрезвляющую оплеуху, но вмешался Майк, неправильно взрослый для брата, а не отца, неправильно сдержанный и тихо-виноватый для бога - покровителя охоты и азартных игр, крепко обнял его, долго гладил по голове, успокаивая и даже, немыслимое дело, снял свою любимую куртку и накинул на брата, чтобы тот не мёрз.
А руки у него давно стали постоянно холодными. И мысли постоянно мрачными. Но по крайней мере, это больше не пугало.
Жизнь потекла своим чередом, Тай старался как-то ужиться и договориться с воплощением своего бога, терпел неудачи в отношениях с девушками и начал вырезать скульптуру ангела - находил в этом странное успокоение.
Однажды они с Майком напились. Он сам не понял, как так получилось, и, честное слово, не поверил бы, если бы кто сказал, что можно напиться со старшим братом. Не с Андерсом и не с дедулей Олафом, а с законченным занудой, мистером Я-вся-мировая-скорбь Майком Джонсоном.
Может, его окончательно придавило чувство вины и ответственности, может, он по-человечески (в его случае нечеловечески, при чём во всех возможных смыслах) устал, может, божественная природа, которую он давил и убивал в себе, взбунтовалась, наконец, и требовала свободы.
Майк рассказывал брату о том, как они с Валери хотят ребёнка, как он сам мечтает о сыне или дочери и как рад, что это будет всего лишь маленький человечек, а не бог с покорёженной судьбой. Но только не получается ничего, что бы ни пробовали, не получается, всё безрезультатно.
- А я бы его люу-у-убил, - грустно объяснял Майк, хватал брата за руку и пьяно выдыхал свою боль и обиду, - Понимаешь? Я бы его любил.
- Понимаю, - соглашался Тай и как-то отстранённо, будто бы и не о себе самом, а чужом человеке, думал, что у кого-то нет детей, а у кого-то нет не то, что жены, даже девушки, только и остаётся, что чинить холодильники, вырезать ледяные скульптуры да пить со своими братцами.
- Я бы ему любые игрушки покупал, - продолжал меж тем жаловаться Майк, - И ещё знаешь, я бы купил ему мыльные пузыри.
- Мыльные пузыри? - задумчиво переспросил Тай, пьяно хихикнул и, пошатываясь, побрёл в ванную, - Щ-щас будут пузыри, - пообещал он.
Намешал раствор, перерыл весь дом, но всё-таки нашёл завалявшиеся с какого-то праздника соломинки для коктейля и гордо продемонстрировал эти сокровища старшему брату.
- Мама учила меня так, - нравоучительно начал было Тай, но перебил сам себя, выпустил несколько мыльных пузырей, а потом и вовсе забыл обо всём происходящем с головой погрузился в процесс.
Маленькие и большие, они летали по всей комнате, переливались, попадая под свет настольной лампы, снова одуряюще пахло шоколадом, и накатили воспоминания.
Тай маленький, и родителям совсем нет до него дела, он не понимает почему, не знает, что они снова ругаются. Малыш идёт к старшему брату, но и тот занят чем-то серьёзным, захлопывает перед его носом дверь, чтобы братишка не мешал читать книгу.
Тай постарше, и он уже знает, как могут ругаться родители, он слышит все слова ненависти, которые они выплёвывают друг другу с каким-то болезненным наслаждением, он мечется меж двух огней, он не может смотреть на лицо матери залитое слезами.
Тай не находит ничего умнее как попытаться сплотить родителей хотя бы общими переживаниями. Купается в ледяной воде, потом дома для верности обливается холодным душем, ходит босиком и грызёт лёд, которым он под завязку набил морозилку, выкинул какие-то полуфабрикаты. За это ему дополнительно влетает от матери, но он не огорчается по пустякам, мальчик добился своей цели и получил тяжелейшую простуду и ангину. Родители волнуются, прыгают вокруг него с таблетками и горячим питьём, поправляют одеяло и готовы выполнять любые его просьбы. Тай вопросительно и внимательно смотрит на них: вместе? Нет, каждый сам по себе, и, кажется, он сделал только хуже, мать с отцом обвиняют друг друга в том, что ребёнок заболел.
Тай пытается объединить их общей радостью. Он много тренируется, бегает, подтягивается на старом ржавом турнике в глубине парка, изнуряет себя физическими нагрузками и попадает на престижное детское соревнование. Приглашает родителей в зрительный зал, и они даже приходят, и мать, кажется, надела какую-то новую кофточку, ей идёт, отец тоже выглядит более торжественно, чем в обычные дни. Они со скучающей вежливостью смотрят на соревнующихся и не желают даже видеть друг друга. Тай занимает первое место, ему на шею вешают какую-то нелепую медальку и дают грамоту, он едва сдерживает жгучие злые слёзы, зачем ему всё это, если это никак не помогает помирить родителей?
Тай понимает, что он уже большой мальчик, что ему должно быть стыдно, но он пробует последний доступный ему способ. Закатывает безобразную истерику, ревёт, размазывая по лицу слёзы и сопли, некрасиво кривит рот. Он и сам не может объяснить, чего он хочет. Он хочет, чтобы родители был вместе.
Тай вспомнил всё это, глядя на радужные бока мыльных пузырей, вдыхая непонятно откуда взявшийся аромат шоколада.
Он вспомнил все свои страхи и обиды, всю боль и одиночество. Снова накатило и накрыло с головой ощущение собственной беспомощности, ненужности и несостоятельности. Окончательно заледенели руки и вместе с дыханием стал выходить пар, будто на морозе. Очередной пузырь, который он старательно выдувал из соломинки, замёрз прямо в воздухе
- Красиво, - пробормотал Майк и задумчиво посмотрел на брата, - Кр-р-расиво, но слишком холодно.
- Красиво, - эхом повторил Тай, сморщил лицо и заплакал пьяными злыми слезами. Он не стыдился этих слёз, не пытался их спрятать. В голове отдавались злые голоса отца и матери, перед глазами стояли их искорёженные гневом и ненавистью лица.
Майк не стал ничего спрашивать, порылся в шкафу, нашёл плед, молча закутал в него младшего брата, крепко обнял и сидел так, поглаживая его по голове и нашёптывая на ухо какие-то глупости, призванные успокоить и утешить. Как много-много лет назад, когда Тай ещё был маленьким. Это он тоже вспомнил.
Повсхлипывал ещё для порядка и уснул в надёжных и добрых руках брата.
Майк потом не сказал ему ни слова, просто они стали жить дальше, будто и не было пьяного вечера и разговора по душам.
А потом Андерс ввалился к Таю в убитом состоянии. Он приходил иногда к брату, пьяный или обдолбанный, радостный от удачной сделки или огорчённый провалившейся авантюрой, злой на весь мир и на Тая персонально. Но в тот день он был по-настоящему убит и раздавлен.
- Весь мой бизнес, всё это огромный мыльный пузырь, который может лопнуть в любой момент, - доверительно сообщил он Таю, наливая себе водки из притащенной с собой бутылки.
- Мыльный пузырь, - задумчиво повторил младший брат и чему-то улыбнулся, - Знаешь, Андерс, мыльные пузыри - это, пожалуй, самое прочное, что бывает в этом мире.
- Дурак! - зло отмахнулся Андер, налегая на водку, - Что ты понимаешь, глупый?
- Всё будет хорошо, - торжественно пообещал Тай.
И всё правда было хорошо. Через два дня Андерс позвонил брату и рассказал, что заключил контракт, договориться о котором не мог вот уже полгода.
Тай не сказал ничего в ответ, только фыркнул и выдул несколько огромных ярких пузырей. Жаль, Андерс не мог увидеть по телефону, какие они красивые.
Тая больше не пугали воспоминания. В конце концов, он Хёд - бог мрачного и холодного. Наверное, это что-нибудь да значит.
Но когда он смотрел на летящие мыльные пузыри, когда вдыхал аромат шоколада, вспоминались мамины руки, которые лохматили его чёрные волосы, вспоминался отец, который сажал его на плечи и раскатисто басовито смеялся, вспоминались братья, и даже дедуля Олаф вспоминался только хорошим.
Мыльные пузыри - это самое прочное, что бывает в этом мире. Тай это точно знает.
видимо, ООС
хэдканон такой хэдканон
Когда он был маленьким мальчиком, мама научила его делать мыльный раствор для пузырей. От этого раствора почему-то пахло шоколадом, пузыри получались огромные, переливались на солнце всеми цветами радуги, горделиво демонстрировали свои бока. Мама научила его выдувать эти пузыри соломинкой для коктейля. И потом он удивлялся, когда видел в магазине пластмассовые коробочки с мыльным раствором, не мог взять в толк, зачем это.
Когда Тай подрос, когда родители стали ругаться постоянно, когда Майк донимал занудством, Андерс дразнил, а Аксл рёвом или хныканьем требовал внимания, когда становилось грустно и одиноко, он запирался в ванной, смешивал мыльный раствор и выдувал пузыри, делал он это соломинкой для коктейля, которую прятал под раковиной.
Бездумно смотрел на пузыри и на какое-то мгновение переставал слышать ругань и вопли отца с матерью, не обижался на нравоучения Майка, забывал про насмешки Андерса и обещал себе непременно поиграть и повозиться с малышом Акслом.
Тай становился старше, всё острее чувствовал, как сгущается вокруг боль и ненависть и не понимал, что с этим делать. Он всё ещё бестолково и бесполезно пытался мирить родителей, лез в эпицентр скандала, переводил злость и крики на себя, наивно полагая, что так всем будет легче.
А потом Майку исполнился двадцать один год, старший брат стал совершеннолетним, взрослым и абсолютно невыносимым. И мама куда-то исчезла. Про отца Тай уже даже не вспоминал.
Он пытался понять, что сделал не так. Считал, что слишком многое и всё сильнее погружался в холод и отчуждение.
Увлёкся мифами и днями напролёт с жадностью читал о греческих, римских и египетских богах. Пробовал читать что-то про скандинавских богов, но не понравилось и показалось чересчур неправдоподобным. Голоса разума, говорившего, что это всё в целом мифы и сказки он почему-то слушать не стал.
- А я бы хотел быть богом, - сказал однажды Тай, сидя за столом и задумчиво намазывая масло на тост. У него было на удивление хорошее настроение и хотелось поболтать с братьями. - Только я был бы каким-нибудь злым и мрачным богом, например Аидом, - добавил он, немного поразмыслив.
Андерс заржал в ответ на это заявление, Аксл тоже захихикал, не поняв правда и половины сказанного, оказавшийся в гостях кузен Олаф посмотрел снисходительно, как на маленького глупого ребёнка, а Майк почему-то побелел как простыня и срывающимся голосом сказал: "Богов не бывает, это всё глупые выдумки". И вид у него был такой, будто он сдерживался, чтобы не наброситься на младшего брата с кулаками. Тай тогда очень удивился, что случилось с занудным и сдержанным Майком, что заставило его отреагировать так резко. Он нередко говорил и более глупые вещи, но брат никогда так не заводился.
Тему про богов он больше не поднимал. По крайней мере не с братьями. Впрочем, больше поговорить ему было не кем, оставались школьные приятели, но и от них Тай всё больше отдалялся, всё сильнее замыкался в себе.
Прошло время, и ему тоже исполнился двадцать один год. В то, что он бог, Тай поверил сразу. Только долго смеялся, вспомнил свои увлечения мифологией, побелевшее лицо Майка, его потемневшие глаза, снисходительную усмешку Олафа... Доказательств ему не требовалось, но всё равно с мальчишеской жадностью попросил брата продемонстрировать зрелищный фокус. А тот предложил сыграть в камень-ножницы-бумагу, Тай всегда знал, что Майк - зануда, но надеялся, что всё-таки не настолько. Они трясли руками почти час, пристально смотрели друг другу в глаза и негласно о чём-то договаривались. Тай видел азарт и как-будто бы даже радость в глубине глаз старшего брата и обещал себе, что он заставит его пользоваться своей силой, не сдерживать её, не давить в себе и не насиловать себя тем самым. Он ещё не знает, как он сможет это сделать, но когда-нибудь непременно заставит.
А потом снова смеялся, когда узнал, воплощением какого бога он является. Смеялся нервно, долго и оказалось истерично, не мог себя контролировать. Майк и Олаф слушали его смех и всхлипывания, смотрели, как он утирает брызнувшие из глаз слёзы, и потом, наконец Олаф (к слову оказавшийся дедулей а вовсе не кузеном, и это Тая чрезвычайно порадовало, единственным, что он запомнил из скандинавской мифологии было то, что Хёд убил своего брата Бальдра. А раз они не братья, может, и не придётся убивать) не выдержал и собирался от души закатить ему отрезвляющую оплеуху, но вмешался Майк, неправильно взрослый для брата, а не отца, неправильно сдержанный и тихо-виноватый для бога - покровителя охоты и азартных игр, крепко обнял его, долго гладил по голове, успокаивая и даже, немыслимое дело, снял свою любимую куртку и накинул на брата, чтобы тот не мёрз.
А руки у него давно стали постоянно холодными. И мысли постоянно мрачными. Но по крайней мере, это больше не пугало.
Жизнь потекла своим чередом, Тай старался как-то ужиться и договориться с воплощением своего бога, терпел неудачи в отношениях с девушками и начал вырезать скульптуру ангела - находил в этом странное успокоение.
Однажды они с Майком напились. Он сам не понял, как так получилось, и, честное слово, не поверил бы, если бы кто сказал, что можно напиться со старшим братом. Не с Андерсом и не с дедулей Олафом, а с законченным занудой, мистером Я-вся-мировая-скорбь Майком Джонсоном.
Может, его окончательно придавило чувство вины и ответственности, может, он по-человечески (в его случае нечеловечески, при чём во всех возможных смыслах) устал, может, божественная природа, которую он давил и убивал в себе, взбунтовалась, наконец, и требовала свободы.
Майк рассказывал брату о том, как они с Валери хотят ребёнка, как он сам мечтает о сыне или дочери и как рад, что это будет всего лишь маленький человечек, а не бог с покорёженной судьбой. Но только не получается ничего, что бы ни пробовали, не получается, всё безрезультатно.
- А я бы его люу-у-убил, - грустно объяснял Майк, хватал брата за руку и пьяно выдыхал свою боль и обиду, - Понимаешь? Я бы его любил.
- Понимаю, - соглашался Тай и как-то отстранённо, будто бы и не о себе самом, а чужом человеке, думал, что у кого-то нет детей, а у кого-то нет не то, что жены, даже девушки, только и остаётся, что чинить холодильники, вырезать ледяные скульптуры да пить со своими братцами.
- Я бы ему любые игрушки покупал, - продолжал меж тем жаловаться Майк, - И ещё знаешь, я бы купил ему мыльные пузыри.
- Мыльные пузыри? - задумчиво переспросил Тай, пьяно хихикнул и, пошатываясь, побрёл в ванную, - Щ-щас будут пузыри, - пообещал он.
Намешал раствор, перерыл весь дом, но всё-таки нашёл завалявшиеся с какого-то праздника соломинки для коктейля и гордо продемонстрировал эти сокровища старшему брату.
- Мама учила меня так, - нравоучительно начал было Тай, но перебил сам себя, выпустил несколько мыльных пузырей, а потом и вовсе забыл обо всём происходящем с головой погрузился в процесс.
Маленькие и большие, они летали по всей комнате, переливались, попадая под свет настольной лампы, снова одуряюще пахло шоколадом, и накатили воспоминания.
Тай маленький, и родителям совсем нет до него дела, он не понимает почему, не знает, что они снова ругаются. Малыш идёт к старшему брату, но и тот занят чем-то серьёзным, захлопывает перед его носом дверь, чтобы братишка не мешал читать книгу.
Тай постарше, и он уже знает, как могут ругаться родители, он слышит все слова ненависти, которые они выплёвывают друг другу с каким-то болезненным наслаждением, он мечется меж двух огней, он не может смотреть на лицо матери залитое слезами.
Тай не находит ничего умнее как попытаться сплотить родителей хотя бы общими переживаниями. Купается в ледяной воде, потом дома для верности обливается холодным душем, ходит босиком и грызёт лёд, которым он под завязку набил морозилку, выкинул какие-то полуфабрикаты. За это ему дополнительно влетает от матери, но он не огорчается по пустякам, мальчик добился своей цели и получил тяжелейшую простуду и ангину. Родители волнуются, прыгают вокруг него с таблетками и горячим питьём, поправляют одеяло и готовы выполнять любые его просьбы. Тай вопросительно и внимательно смотрит на них: вместе? Нет, каждый сам по себе, и, кажется, он сделал только хуже, мать с отцом обвиняют друг друга в том, что ребёнок заболел.
Тай пытается объединить их общей радостью. Он много тренируется, бегает, подтягивается на старом ржавом турнике в глубине парка, изнуряет себя физическими нагрузками и попадает на престижное детское соревнование. Приглашает родителей в зрительный зал, и они даже приходят, и мать, кажется, надела какую-то новую кофточку, ей идёт, отец тоже выглядит более торжественно, чем в обычные дни. Они со скучающей вежливостью смотрят на соревнующихся и не желают даже видеть друг друга. Тай занимает первое место, ему на шею вешают какую-то нелепую медальку и дают грамоту, он едва сдерживает жгучие злые слёзы, зачем ему всё это, если это никак не помогает помирить родителей?
Тай понимает, что он уже большой мальчик, что ему должно быть стыдно, но он пробует последний доступный ему способ. Закатывает безобразную истерику, ревёт, размазывая по лицу слёзы и сопли, некрасиво кривит рот. Он и сам не может объяснить, чего он хочет. Он хочет, чтобы родители был вместе.
Тай вспомнил всё это, глядя на радужные бока мыльных пузырей, вдыхая непонятно откуда взявшийся аромат шоколада.
Он вспомнил все свои страхи и обиды, всю боль и одиночество. Снова накатило и накрыло с головой ощущение собственной беспомощности, ненужности и несостоятельности. Окончательно заледенели руки и вместе с дыханием стал выходить пар, будто на морозе. Очередной пузырь, который он старательно выдувал из соломинки, замёрз прямо в воздухе
- Красиво, - пробормотал Майк и задумчиво посмотрел на брата, - Кр-р-расиво, но слишком холодно.
- Красиво, - эхом повторил Тай, сморщил лицо и заплакал пьяными злыми слезами. Он не стыдился этих слёз, не пытался их спрятать. В голове отдавались злые голоса отца и матери, перед глазами стояли их искорёженные гневом и ненавистью лица.
Майк не стал ничего спрашивать, порылся в шкафу, нашёл плед, молча закутал в него младшего брата, крепко обнял и сидел так, поглаживая его по голове и нашёптывая на ухо какие-то глупости, призванные успокоить и утешить. Как много-много лет назад, когда Тай ещё был маленьким. Это он тоже вспомнил.
Повсхлипывал ещё для порядка и уснул в надёжных и добрых руках брата.
Майк потом не сказал ему ни слова, просто они стали жить дальше, будто и не было пьяного вечера и разговора по душам.
А потом Андерс ввалился к Таю в убитом состоянии. Он приходил иногда к брату, пьяный или обдолбанный, радостный от удачной сделки или огорчённый провалившейся авантюрой, злой на весь мир и на Тая персонально. Но в тот день он был по-настоящему убит и раздавлен.
- Весь мой бизнес, всё это огромный мыльный пузырь, который может лопнуть в любой момент, - доверительно сообщил он Таю, наливая себе водки из притащенной с собой бутылки.
- Мыльный пузырь, - задумчиво повторил младший брат и чему-то улыбнулся, - Знаешь, Андерс, мыльные пузыри - это, пожалуй, самое прочное, что бывает в этом мире.
- Дурак! - зло отмахнулся Андер, налегая на водку, - Что ты понимаешь, глупый?
- Всё будет хорошо, - торжественно пообещал Тай.
И всё правда было хорошо. Через два дня Андерс позвонил брату и рассказал, что заключил контракт, договориться о котором не мог вот уже полгода.
Тай не сказал ничего в ответ, только фыркнул и выдул несколько огромных ярких пузырей. Жаль, Андерс не мог увидеть по телефону, какие они красивые.
Тая больше не пугали воспоминания. В конце концов, он Хёд - бог мрачного и холодного. Наверное, это что-нибудь да значит.
Но когда он смотрел на летящие мыльные пузыри, когда вдыхал аромат шоколада, вспоминались мамины руки, которые лохматили его чёрные волосы, вспоминался отец, который сажал его на плечи и раскатисто басовито смеялся, вспоминались братья, и даже дедуля Олаф вспоминался только хорошим.
Мыльные пузыри - это самое прочное, что бывает в этом мире. Тай это точно знает.
-
-
29.08.2013 в 10:34-
-
29.08.2013 в 10:56А кто эти люди? Персонажи какого-то кино\сериала?
Кстати, я начала читать Школу в Кармартене. Написано восхитительно. Только как-то пока не динамично, читаю-читаю, а ничего не происходит. Но сказочкая атмосфера книги пока это искупает.
-
-
29.08.2013 в 11:06-
-
29.08.2013 в 11:10-
-
29.08.2013 в 11:17-
-
29.08.2013 в 11:47про норвежских богов новозеландского розливу :-)
редкая трава
-
-
29.08.2013 в 15:41-
-
02.09.2013 в 01:37*морра*, и тебе спасибо-спасибо
(рада, что ты начала читать Школу
а там и не будет особой динамики
там просто повседневность
Рыбе-Лис,
*морра*, Джонсонов надо смотреть обязательно!
это я тебе, голуба, говорю как краевед (с)
изумительный сериал, сюжет которого - забористая трава
актёры которого прекрасны
а ещё там есть Дорогой Джаред
в смысле Джаред Тёрнер
один из лучших мужчин всех времён и народов, сдаётся мне
дорогие все, спасибо за отзывы! мне приятно приятно
простите, что отвечаю только сейчас
не было возможности раньше
всем