"у кого-то богатый внутренний мир, а у меня богатая внутренняя война"
там деанон
то есть он там уже давно, но я как всегдапролюбила пони добираюсь медленно
раздеанонилась там, вывешу тексты сюда (в назидание для потомков)
эльфсссы, гадкие эльфсы, моя прелесть
и Торин-проститут
(честно, сама от себя не ожидала, что столько напишу)
- Я не питаю иллюзий, мой лорд – говорит большеглазый мальчик, и Элронд досадливо морщится. Он вырастил неплохих сыновей, очаровательную дочь, в конце концов, следопыта вырастил и воспитал тоже он, и всеми его воспитанниками по-настоящему можно гордиться. Так зачем судьба посылает ему очередного подопечного, за что валары смеются над ним?! Но такие мысли не подобают Владыке. Лорд Элронд ласково улыбается юному эльфу, отечески целует его в лоб и спокойно отвечает: «Из тебя едва ли получится воин, но это не страшно, Линдир, не всем же быть охотниками, а ты был бы хорошим менестрелем» Владыка понимает, что подписал себе приговор, что сейчас он пообещал заботиться о ребёнке, что ему придётся ещё не раз утешать прибившегося ко двору мальчика. И Элронд не бросает Линдира, тот теперь знает, что со всеми своими вопросами, недоумениями и обидами он может обращаться к Владыке, и хозяин Ривенделла всегда выслушает его, утешит и поможет.
Юный эльф взрослел рядом с заботливым Владыкой, он оказался не только неплохим менестрелем, но и незаменимым помощником, вскоре Элронд уже доверял ему дела по управлению Домом. Он привык к обожающему взгляду и тихому почтительному сопению где-то у себя за спиной, знал, что стоит только отдать распоряжение оно тут же будет исполнено расторопным личным помощником, он уже мог спокойно не запоминать каких-то незначительных вещей, прекрасно зная, что обо всех запланированных мелочах ему своевременно напомнит Линдир. Юноша больше не переживал, что их него не получилось хорошего воина, он перестал чувствовать себя ущербным, и все свои силы отдавал на обустройство домашнего приюта, ему хотелось, чтобы каждый чувствовал себя в Ривенделле как дома. По просьбе Владыки он играл на арфе, никогда не отказывался делать это для гостей, но Элронд знал, что юноша не особо это любит, по-настоящему ему нравилось играть только для своего старшего наставника.
Когда Элронд садился на коня и с отрядом эльфов уезжал охотиться на орков, Линдир почтительно подавал ему меч и, провожая господина, не говорил лишних слов, но эльф видел тревогу и беспокойство в глазах своего воспитанника и с удивлением понимал, что родные сыновья никогда так на него не смотрели, даже Арвен смотрела не так пристально, казалось, даже не так сильно беспокоилась. Мальчик действительно был к нему очень привязан. Элронд уже не спрашивал валар за что, он, кажется, смирился со своим предназначением и на самом деле сам очень привязался к юноше.
- Я не питаю иллюзий, мой лорд – огорчённо шепчет юноша, и Элронд досадливо морщится. Вчера был славный бой, их отряд расправился превосходящим по численности отрядом свирепейших орков. Были жертвы, и сам Владыка вернулся израненный и едва живой, держался он только на мысли о том, что надо потерпеть ещё немного, совсем чуть-чуть, вот ещё совсем-совсем немного, и он будет дома. А там его встретит верный Линдир, поможет спешиться и снять доспехи, протрёт страшные раны губкой, смоченной в настое целебных трав, подаст переодеться в заботливо приготовленные одежды и уложит спать, и сам, забыв про все домашние дела, будет сидеть у постели и рассказывать о том, как прошёл день, а потом, когда Элронд уснёт, верный помощник встанет у дверей и будет сторожить его беспокойный сон. Эти мысли помогли Владыке добраться до Ривенделла, он практически свалился с коня в руки Линдира, и на этом сознание его покинуло, больше он ничего не помнил, успел только подивиться, какая же оказывается крепкая хватка у такого на первый взгляд хрупкого эльфа. Потом он спал, провалившись в чёрную пустоту и проснулся уже ближе к вечеру от настойчиво трубившего рога. Отряд эльфов снова собирался на охоту, и Элронд попробовал было вскочить с постели, но наткнулся на серьёзный взгляд личного менестреля. Выглядел он очень плохо, под глазами залегли тревожные тени, а лицо осунулось. Владыку забавляло, когда он видел проявление человеческих качеств у других эльфов. Он не удивлялся, когда уставал сам, и это отражалось на его лице, ведь невозможно же в самом деле забыть про свою получеловеческую природу. Но вот почему это случалось с настоящими эльфами, он за многие века так и не смог понять.
- Я не питаю иллюзий, мой лорд – уведомляет его Линдир – Сейчас Вы сорвётесь с постели и полуживой, кое-как забравшись в седло, отправитесь убивать орков. Вы слабы и требуется ещё время, чтобы Вы смогли восстановить силы. А я останусь здесь и снова буду каждую секунду думать о том, что сейчас с Вами происходит. Мне не получится уговорить Вас не ездить на эту вылазку, я понимаю, Владыка – он почтительно склоняет голову, но Элронду кажется, что его взгляд всё ещё прожигает полуэльфа насквозь. Встревоженный, уставший, любящий взгляд.
- Не надо думать, что со мной происходит – тихо отвечает Владыка
- Да, я понимаю, Вы много раз просили меня не тревожиться и заниматься делами, не думать о Вас, но… – скороговоркой выпаливает юноша, стараясь сказать господину как можно больше, стараясь успеть выговориться.
- Не надо думать, что со мной происходит – снова повторяет Элронд, перебивая менестреля, не позволяя ему договорить – Ты сам прекрасно сможешь всё увидеть – улыбается он, откидывается на подушки и прикрывает глаза.
Линдир вскидывает голову, и его бледное лицо озаряется радостной улыбкой. Весь день Владыка Ривенделла терпит врачевание. Его поят какими-то горькими отварами, снова и снова протирают и перевязывают раны, заставляют есть какие-то жуткие лечебные корешки. Элронд не жалуется, в конце концов, это был его осознанный выбор. А мальчик счастлив, в его глазах плещется тихая радость, которую давно уже не видел полуэльф.
- Я не питаю иллюзий, мой лорд – упрямо твердит Линдир. – Вы рассердились на меня, я знаю, что мне нельзя покидать пределов Ривенделла, нельзя в это опасное время оставлять дом без присмотра, но я не мог поступить иначе, если моё место рядом с Вами.
Элронд молчит, он сам не знает, так ли уж он сердится на своего всегда беспрекословного помощника, который ослушался его строгого приказа и, оставив Риведелл почти что на произвол судьбы, бросился разыскивать Владыку. Мальчик успел вовремя, с лицом, пылающим благородной яростью, он врезался в круг орков, напавших на его наставника, и порубил их неизвестно откуда у него взявшимся мечом. Кому-то из тварей удалось бежать, а Линдир бережно помог Владыке сесть на коня и теперь шёл рядом, ведя его под уздцы. С меча капала кровь, и Элронд смотрел на воспитанника новым взглядом. Тот снова сумел его удивить.
Так в молчании они добрались до Ривенделла, и верный менестрель привычно помог Владыке спешиться и увёл в покои, чтобы переодеть его и осмотреть раны.
- Когда-то я сказал, что из тебя не получится воина – задумчиво говорит Линдиру Элронд – Знаешь, даже эльфы могут ошибаться.
Линдир пожимает плечами и наливает для Владыки настой целебных трав. Только кончики его ушей становятся красными, что выражает у него обычно высшую степень радости.
«Научился сдерживать эмоции, а ведь всегда был порывистым мальчишкой» - с какой-то странной нежностью думает Элронд и продолжает, обращаясь к воспитаннику: «И я горжусь тобой, мой дорогой мальчик, так же как всеми своими сыновьями, можешь быть уверен»
Он тепло улыбается, а Линдир поднимает на него полный обожания взгляд, порывисто хватает и целует его руку и произносит то, единственное что очень давно рвалось из него, но он не мог себе позволить это сказать, то, что было выстрадано в его душе и сердце долгими годами, пока он жил возле обожаемого Владыки. Одно короткое слово: «Ada»
читать дальше
Природа улыбалась, солнце сияло, водопады журчали, кузнечики стрекотали, птички и некоторые эльфы щебетали, щебетали, щебетали. Лорд Элронд чувствовал себя неуютно, понимал, что всё это тревожные знаки, и добром оно кончиться не может. Так и оказалось. Он отвлёкся, и в это время к нему тихой сапой подкрался личный секретарь Линдир, как чёрт из табакерки выскочил из-за спины и с придыханием начал речь: «Я не питаю иллюзий, мой лорд» - так звучало многообещающее вступление. Всей своей человеческой частью натуры Владыка понял, что дело плохо (часть подлой эльфийской натуры ещё при первых звуках чарующего линдирова голоса впала в спячку и глухую несознанку)
- Линдир, мальчик мой, пожалуйста, коротко и по делу – задушевно попросил его Элронд – У меня много дел и совсем нет времени тебя слушать. Может, попозже, лет так через пять? – он дипломатично улыбнулся и попытался обойти секретаря.
- Ах так? – обиженно взвился тот – Вы должны меня выслушать, Владыка, это важно.
«Нет» - с тоской подумал Элронд «Не надо. Я ведь уже много натерпелся в этой жизни, разве честно навешивать мне ещё дружеских звиздюлей Судьбы?»
- Мой дорогой – из последних сил сохраняя остатки самообладания, возопил Владыка – Давай всё-таки позже?
Он понял, что сейчас просто позорно развернётся и, утратив лицо и древнейшую гордость и честь, просто-напросто удерёт в свои покои, забаррикадирует дверь изнутри и, возможно, даже малодушно залезет под стол. То-то посмеялись бы сыновья с Арагорном… Даже Арвен, наверное, посмеялась бы… Никто его не любит и не ценит, все-то его бедного обижают…
- Ну хорошо же – угрожающе прошипел Линдир – Вы сами напросились.
Он посмотрел на несчастного Элронда глазами жертвенной лани, кажется, даже подпустил слезу, трагически заломил руки и протяжно начал: «Вы пахнете кровью и смертью, мо…»
- Нет – тонко взвизгнул Владыка, покраснел и вежливо попросил – Ладно, давай уже, что там у тебя было про иллюзии?
- То-то же – самодовольно усмехнулся секретарь, посмотрел совершенно нормальным взглядом и сухо официально доложил – Сюда идёт отряд гномов, мой лорд, и я совершенно не питаю иллюзий, но у нас не хватит припасов напитать, тьфу ты, накормить всю эту хищную орду.
- И чего ты молчал? – сердито спросил Элронд, посмотрел на ошарашенного таким вопросом секретаря и примиряющее поднял ладони – Ладно, извини. Прошу прощенья, был напуган, как говорится. И что делать будем?
- Гномы должны подойти через несколько часов после полудня – с лёгким поклоном ответил Линдир – Сейчас Вы, дорогой самодержец, сядете на коня и поедете себе охотиться. Я уже приготовил Ваше охотничье платье, Ваш меч и барабан, в смысле, рог. Из мер предосторожности: запер библиотеку, на два замка запер погреб с вином и отослал подальше Арвен.
- Погреб запри на три замка, во избежание – задумчиво пожевал губами Владыка – И не забудь накинуть цепочку. За Арвен отдельное отцовское спасибо, в конце месяца жди прибавки. И не улыбайся так довольно, пока есть время, иди на кухню и съешь лимон, а то на твою сияющую физиономию смотреть тошно. Чему так обрадовался?
- Да неважно – пожал плечами Линдир - Хотя, если Вы так настаиваете могу рассказать. Или спеть. Балладу. –он достал из-за спины портативную арфу, красиво откинул голову назад, эффектно мотнул волосами и приготовился повествовать.
- Некогда мне – поспешно открестился Элронд, - Я потом как-нибудь послушаю. Давай правда лет через пять? И знаешь что, когда в следующий раз захочешь предупредить меня о чём-то важном и опасном, говори просто: «де жавю». Это значит сбой в матрице, я это пойму.
Усмехнулся озадаченному взгляду личного секретаря, переоделся в охотничий костюм, вскочил на коня и был таков.
Вернулся он довольный, был уверен, что всё страшное позади, не сомневался, что Линдир справится со всеми проблемами и подумывал о том, что надо не только жалованье ему повысить, но и внеочередной отпуск дать, всё-таки столько веков парнишка старается.
Дома его ждало самое худшее, гномы только подошли, пришлось изображать радушного хозяина, улыбаться сквозь зубы и даже подарить им мечи. Они, конечно, их и так уже взяли, нашли всё-таки, но так хотя бы оставалась хорошая мина при плохой игре. А потом выяснилось самое страшное, на Белый Совет прибыла любимая тёща, дай ей Эру здоровья и долгих веков жизни. С трудом удавалось не морщиться, будто заболели все зубы разом.
Нашёл возможность припереть Линдира к стенке и мрачно поинтересоваться, какого лысого дурина (а и затейливы же гномы в своих выражениях!) здесь происходит?
Оказалось, что гномы задержались в пути из-за непредвиденных обстоятельств, тёща решила проведать внучку, ну а волшебники вечно приходят к ужину, хоть некоторые и не одеты, как подобает.
В общем-то мальчик был во всём этом не виноват, Элронд только прошипел мстительно: «Хорошо подумаю, прежде чем подписывать твоё заявление об отпуске» - но этим в общем-то и ограничился. Охота была удачной, птички, будь они неладны, щебетали, а водопады журчали – по крайней мере, стабильно.
Когда он с тоской слушал очередные прогоны об опасностях, а на осанве ещё вяло переругивался с тёщенькой, которая, вот ведь, что значит века тренировки, успевала и с Гэндальфом параллельно на осанве болтать, лёгкой поступью вбежал Линдир. Глаза его радостно блестели.
- Они уходят, Владыка – растерянно сказал секретарь. И вот ведь бестия какая, даже глазками удивлённо похлопал.
- Завтра же во внеочередной отпуск – мысленно протранслировал ему Элронд, невежливо разорвал канал связи с Галадриэлью и позволил себе улыбнуться, понадеявшись только, что это получилось не во всю стоматологическую поликлинику, а как будто бы снисходительно-мудро-загадочно.
- The matrix has You – сообщил на осанве Линдир и низко-низко поклонился.
«Зараза какая» - с умилением подумал Владыка Элронд. Он всегда догадывался, что мальчишка не так прост, как кажется.
Часть первая. Я, мои друзья и героин.
Даже в борделе он держался независимо и гордо, и его прямая спина, презрительный взгляд сапфировых глаз, грива роскошных тёмных волос – всё это нравилось женщинам, которые платили за него хозяину. Вообще поначалу его жизнь в публичном доме с задорным названием «Туда-обратно» была просто королевской. Дамочки с восторгом выбирали его услуги, едва ли не дрались за право обладания таким красавцем. Впрочем, что значит «едва ли», он сам видел отвратительную бабскую драку, в которой две разъярённые фурии вцепились друг другу в лица остро отточенными наманикюренными ноготками, и старались побольнее задеть соперницу острой шпилькой. Он тогда только посмеялся самодовольно, а ему многое прощали. За его глаза, презрительный прищур, царственную осанку. У него и прозвище было – Король, а он не удивлялся, принимал как должное.
В этот бордель Торина устроил лучший друг Двалин. Татуированый пирсингованный громила работал там вышибалой, получал хорошие деньги и решил, что просто обязан помочь другу детства, который по злой насмешке судьбы оказался на мели. Но когда он привёл мужчину в предполагаемое место работы, хозяин публичного дома старый Трор сверкнул глазами, и весь прямо затрясся от восторга, сообщив, что работать тупым вышибалой Торин не будет, а станет главным сокровищем и бриллиантом его коллекции.
И всё было просто прекрасно. Он ублажал дамочек, получал большую часть денег (вообще Трор был справедливым хозяином, и мальчиков своих не обижал, всем доставалось по потребностям) общался с интересными людьми, красиво одевался и жил вольготно. Хозяин очень сильно привязался к нему, не скрывал своих симпатий и ни для кого не было секретом, что он подумывает о том, как бы со временем доверить Торину управление, если не всем борделем, то вести хотя бы часть дела.
Но потом случилось страшное. На Трора будто какое-то помрачение нашло, он потерял свою былую хватку, и его просто-напросто подсидели и подставили конкуренты. Все его владения перешли к злому старику-предпринимателю по фамилии Смауг. Он был лютый и безжалостный к своим служащим, жадный до одури и считал каждую монетку, попадавшую к нему в руки, жизнь в борделе стала невыносимой, и даже суровый брутальный Двалин несколько раз плакал от жестокости хозяина. А потом он принёс наркоту. Навсегда останется загадкой, как ему это удалось, но он тогда основательно накачался, и сам чёрт был ему не брат, вышибала схватил из подсобки два топора и, крепко зажав их в обеих руках, отправился к старикашке чинить возмездие. Закончилось это печально, старик оказался сильнее, чем можно было предположить, и во всей этой истории хуже стало только Двалину. Торин сильно переживал за друга, а потом ещё и ко всему прочему понял, что тот подсел. Героин был дерьмовый, но какой-то особенно берущий и с него уже было не соскочить. Когда жизнь стала совсем невыносимой, Король не выдержал и сам пришёл к другу с просьбой дать ему дозу. Двалин никогда не мог ему отказать, и вскоре бывший когда-то бриллиантом коллекции молодой ещё, красивый мужчина начал превращаться в развалину.
Наркотики полностью поработили его волю и разум, он перестал соображать, не мог больше светски трепаться с дамочками на куртуазные темы, стал замкнутым, а временами впадал в приступы бешенства. Так он однажды начал душить одну из клиенток её же собственными чулками. Она сначала не поняла, что происходит, решила, что это такая эротическая игра, стонала страстно и извивалась, царапая острыми коготками его могучую спину. А Торину стало невыносимо мерзко, он усилил напор и, забывшись, стал затягивать тонкий шёлк на шее девушки. Она закричала испуганно, заплакала с требованием остановиться, но его не трогали крики о том, что ей больно и страшно, он затягивал, затягивал, затягивал петлю на хрупкой тонкой шее, а перед взглядом бешенных, когда-то сапфировых глаз расстилалась только чёрная пелена.
Девушку спасли, по чудесному стечению обстоятельств её крики о помощи были услышаны и правильно истолкованы, Смауг лично прибежал её спасать в компании Двалина и второго вышибалы Бэрда, которого он притащил работать в бордель, когда захватил власть.
Короля скрутили, заломив его могучие руки за спину, на пинках вынесли из комнаты, а клиентке дали чашку с настоем лекарственной ромашки и пустынника. Смауг потом приказал Бэрду в воспитательных целях избить Торина, но делать это аккуратно, не оставлять следов, чтобы «сохранить презентабельный вид товара».
Посадил бывшего любимца всего публичного дома в какую-то каморку, оставил только кувшин с водой и крепко запер дверь, не ограничился только замком, а ещё и подпёр снаружи старым массивным креслом, Торин слышал с каким шумом, он это самое кресло двигал.
Время в этой каморке тянулось бесконечно долго, и Король сам уже не понимал, сколько он здесь сидит, полностью сбился со счёта и чувствовал себя тигром, загнанным в клетку. Это не было художественным сравнением или преувеличением, он правда готов был рычать и бросаться на стены своей узенькой клетушки, колотить руками по двери, понимая, впрочем, что это не приведёт ни к какому результату, но хотя бы ненадолго притупит боль и обиду. Воду из кувшина он вылил в первые секунды своего позорного заточения, показывая тем самым, что не нуждается в жалких подачках. Потом очень об этом пожалел, пить хотелось невыносимо, горло пересохло, и казалось, что в нём ворочается какой-то странный комок.
Единственное, что ему оставалось делать – это уснуть. Нет, конечно, он не смирился со своим положением узника, но всё-таки таки забился в угол и свернулся калачиком, положив под голову кулак со сбитыми в кровь костяшками. Полежал немного, невидяще глядя в темноту и понимая, что больше не будет ничего хорошего, а потом уснул и в том сказочном сне он снова был гордым и счастливым Королём, снова ему улыбались и любили его женщины, благосклонно кивал мудрый старый Трор, и в углах глаз старика скапливались морщинки потому, что он улыбался. Улыбался ему, Торину, Королю. Спал он в ту ночь крепко, сладко…
Он совсем не знал и не понимал, сколько времени прошло, но проснулся он от шума и криков, от которых сотрясался, казалось, весь немаленький бордель. Выпрямился в полный рот, подвигал затёкшими от неудобной позы руками-ногами, сглотнул. Во рту был такой вкус, будто кошки нассали, безумно хотелось пить, и он снова пожалел, что со злости вылил воду. Но что же, бывает, что даже Короли ошибаются, и он пообещал себе стараться быть сдержаннее и не поддаваться вспышкам гнева и ярости, как бы ему того ни хотелось.
В каморку ввалился Двалин, схватил Торина за руку и потянул за собой, не останавливаясь, рявкнул: «Бежим, все вопросы потом!» И они помчались куда-то, сломя голову. Одуревший Король уже давно не понимал, что происходит, не спрашивал ничего у Двалина, доверился старому другу. Бежали они долго, долго, долго, и всё не было видно конца их дикому бегу. И когда уже Торин понял, что сейчас просто упадёт, когда сбитого дыхания не хватало, ноги стали отваливаться, а в боку кололо невыносимо, Двалин остановился, сел прямо на землю и помог сесть Торину, бережно придерживая того за плечи. Друзья вытянули ноги и какое-то время просто сидели на земле в молчании, только жадно ловили воздух раскрытыми ртами, да старались восстановить сбившееся дыхание.
Потом они по очереди пили воду из фляжки, которая всегда висела на поясе у Двалина. Обычная вода, набранная в ближайшем родничке, но Торину, который меньше часа назад и мечтать не смел о воде хотя бы из лужи, напиток этот показался нектаром и амброзией, и он всерьёз задумался, не такой ли благословенной жидкостью утоляют свою жажду боги.
Когда Двалин понял, что друг успокоился и отдохнул, он будничным тоном поведал ему, что работы больше нет. Борделя нет. И злого ненавистного Смауга, которого все между собой величали не иначе как «животное» тоже нет. Бэрд ночью убил владельца публичного дома, ткнул его ножом в живот, и один этот удар был метким и страшным, Смауг не выжил. Не спас его даже щегольской жилет, больше похожий на кольчугу, который тот носил в мерах предосторожности. Почему Бэрд это сделал, никто не понял. Обычно нелюдимый вышибала и теперь не стал ни с кем разговаривать, мрачно велел всем, кому дорога жизнь катиться к чёртовой матери, а он сожжёт этот клоповник. Никто не усомнился серьёзности его намерений, и потому все обитатели дома терпимости похватали свои нехитрые пожитки и предпочли за лучшее отправиться куда глаза глядят. Возможно, даже действительно к чёртовой матери.
Смауг отобрал у всех документы и хранил в большой шкатулке, ключ, от которой куда-то прятал, никто этого ключа не видел, многие вообще сомневались в его существовании. Не нашёлся тот ключ и после смерти владельца, впрочем, там не было особо времени на поиски, не до того было. Шкатулку просто разбили о камень, лежащие в беспорядке свитки раздали на руки каждому желающему. Предусмотрительный Двалин взял документ и для себя, и для друга. Только вот не было времени разбираться, схватил первые попавшиеся. По бумагам он теперь был возница Уиллис, и видел в этом неплохой шанс для начала новой мирной жизни.
«Ну, а я кто, получается?» – мрачно спросил Торин, приготовившись к самому худшему. Ожидания его не обманули. «Ты теперь бакалейщик Бонасье, нет, не так, галантерейщик Боггинс» - старательно прочитал друг.
Галантерейщик Боггинс… Торин передёрнуся и представил почему-то круглого гладенького человечка с лоснящимся брюшком и дурацкими смешными ушами. То ещё зрелище, предстало перед мысленным взором брутального мужчины. Король поклялся по возможности никогда не пользоваться документами этого галантерейщика-бакалейщика.
На этом они распрощались с Двалином, понимая, что расстаются навсегда. Новоиспечённый Брюс Уиллис в ответ на все заманчивые предложения друга идти вместе и стать благородными разбойниками или даже самыми настоящими пиратами только грустно качал головой и отказывался, мотивируя это тем, что у Короля теперь своя история, и он не будет в ней отсвечивать. Что же, на том и порешили. Крепко обняв друг и соратника, Торин запечатлел на его лбу благословляющий поцелуй и отправился куда глаза глядят. Слава всем богам, глаза не были косыми и глядели в одну сторону, а не в разные, иначе это была бы слишком нелепая смерть.
Впрочем, Короля уже потихонечку начинало разрывать, подступала ломка, и измученный нарзаном организм требовал порцию дури. Мужчина боролся с собой, как мог, но не смог, и в первом же ближайшем поселении отправился по злачным местам, отыскивать того, кто бы его спас. Таким спасительным человеком оказался странный старичок по имени Радагаст. Он выдал страждущему дозу, отвел к себе домой и радушно предложил поесть и переночевать в своей стрёмной хижине, похожей на избушку Бабы Яги из сказки. Об оплате за дурь старичок не заикнулся ни разу, сначала Торин этого не сообразил, но потом рассудок более-менее прояснился, и он осторожно завёл разговор о стоимости товара. Радагаст многообещающе хмыкнул и сказал, что об этом они поговорят завтра, а теперь уже поздно и пора ложиться спать. Он показал Торину на лавку с постеленным там пледом, выдал второй плед, чтобы укрыться и задул свечу. Король послушно лёг и вскоре действительно заснул, успел только подивиться странному ощущению уюта и покоя, давно ему так хорошо не было. И снова почему-то вспомнился Трор, его смешные морщинки в уголках глаз и отеческая улыбка.
Впервые за долгое время мужчина прекрасно выспался. Ему было тепло, уютно и спокойно, а снилась ему мама, детство, отцовский дом и радостные игры. Только играл он не один, а вместе с сестрой. И тогда-то во сне он вспомнил и понял, что она на самом деле была, он забыл о сестре и обо всём на свете, когда решил, что он уже достаточно взрослый и может жить самостоятельно.
Проснулся Король с лицом мокрым от слёз, но то были очищающие слёзы, которые подобно горному ручью, что пробуждает природу к новой жизни, смыли с заскорузлой души мужчины всю тяжесть прожитых лет и вернули его в начало пути полного обещаний света и радости.
Радагаст смотрел на него приветливо и с таким выражением лица, будто знал заранее все его мысли и чувства. Торин даже взгляд отвёл, что с ним за последние двадцать лет ни разу не случалось, Король своими сапфировыми глазами мог кого хочешь переглядеть, а вот поди ж ты, обычный старичок оказался не так прост.
«Ты уже понимаешь, как будешь со мной расплачиваться?» - дружелюбно спросил хозяин избушки, попыхивая трубочкой. Гость, в принципе, был готов дать ногу на отсечение, что трубочка была набита отнюдь не табачком.
«Начинаю понимать» - сдержанно ответил Торин, на самом деле ни черта не понимая, но признаться в этом ему гордость и гонор не позволяли.
«Ну, вот и славно» - улыбнулся Радагаст: «Ты ведь не зря во сне всю ночь своих родных видел, возвращайся домой и не отрывайся от семьи – вот лучшая плата и для меня главная радость»
Совершенно ошалевший Король не стал долго задерживаться у гостеприимного деда, пообещал ему непременно вернуться в семью, с благодарностью принял мешок с провизией, который добрый старичок собрал ему в дорогу и отправился в долгое путешествие домой…
То самое путешествие оказалось не таким долгим, как он предполагал, спустя полтора года он оказался у дверей родного дома. Там его встретила измождённая горем и затаённой болью женщина, и в ней Король с трудом узнал мелкую девчонку-хохотушку, с которой делил детские игры. Выдавали Дис глаза, такие же, как у брата сапфировые, с гордым и прямым взглядом, да фамильная заколка, которой были небрежно заколоты две тяжёлые косы такие же, как у Торина иссиня-чёрные, и даже седина в причёске змеилась, похожая на торинову седину…
Она горько заплакала, припав к широкой груди брата, и поведала ему печальную историю о том, что происходило здесь, пока черти носили мужчину по необъятным просторам родины, а все домочадцы уж и не чаяли увидеть его в живых. Первым героически погиб дед, на их мирное поселение напала банда свирепых бандитов-головорезов, и все мужчины вступили в тот памятный день в страшную битву. Они защищали свой посёлок, своих женщин и свои семьи, кровавой и тяжёлой была та битва, мирные жители одержали победу, но горькой ценой досталась она. Деда обезглавили, и долго рыдала безутешная семья над его могилой. В тот же день исчез отец. Злые языки говорили, что он лишился рассудка и сбежал из поселения, сам не понимая, куда идёт и зачем, некоторые добавляли, что он вообще примкнул к бандитам, кто-то считал его героем, трагически погибшим в том бою, но было очевидно только одно: мужчина пропал без вести.
Словно проклятие какое висело над их родом, и спустя непродолжительное время Дис осталась совсем одна. Она пробовала разыскать брата, но понимала, что одна не сможет отправиться в опасное путешествие за ним, слишком страшно это было для одинокой женщины.
Торин опустился на колени, вымаливая прощения, и пообещал сестре, что теперь не уйдёт, теперь их жизнь наладится, и всё будет совсем по-другому. Гордый Король сдержал своё слово, он помог отремонтировать жильё, перебивался случайными заработками, но у них с Дис появились деньги, она стала не только хорошо питаться, отчего заметно похорошела, не только пропало вечное беспокойство из её взгляда, но стала следить за собой и нарядно одеваться, вспомнила, что она вообще-то красавица, и действительно, она расцвела и оказалась вдруг не замученной жизнью блёклой тёткой среднего возраста, а привлекательной достаточно молодой женщиной.
Как это всегда бывает неожиданно, нашёлся жених. Серьёзный работящий мужчина, которого все в их небольшом поселении знали и очень любили за добрый нрав, серьёзность и житейскую мудрость. Всё чаще он стал приходить к ним в дом и разговаривать с Дис долгими вечерами, всё задумчивее она становилась, когда он уходил, она вообще много стала думать о чём-то и, казалось, грустила.
Пришлось Торину откровенно и очень серьёзно поговорить с сестрой, и она призналась ему, что они с Дварфом любят друг друга, и он хочет сделать ей предложение, но его пригласили на очень выгодную работу, и мужчине вот-вот надо будет уехать в далёкий город, до которого из их поселения так просто не доберёшься, а она только обрела брата, только вспомнила, как же прекрасно, когда он живёт рядом, когда можно знать, что он здесь, жив и здоров и не тревожиться о нём, пропащим, беспутном, но всё же бесконечно любимом.
Король велел Дис не придумывать всяких глупостей и в выборе между любимым мужчиной и братом, конечно, остановиться на первом. А он больше не пропадёт, они ещё обязательно встретятся, всегда можно сесть на доброго коня и домчаться до любого города из любого поселения. Он даже письма писать обещал.
Вопрос был решён, и вскоре сыграли тихую и скромную свадьбу. Жених с невестой, вернее, теперь уже муж и жена смотрели друг на друга с такой любовью, что казалось, весь мир вокруг любовался их счастьем. Уехали они действительно очень быстро, Торин не успел даже толком попрощаться, но Дис взяла с него клятву, что он теперь будет счастливым и будет вести правильную жизнь.
Первое время Торин старался как мог. Он продолжал работать, накопленные деньги откладывал в тайничок, который искусно смастерил ещё их отец, и всё мечтал, как он приедет в тот дальний город и навестит сестру с мужем и как подарит их первенцу богатый и щедрый подарок, на который потратит все заработанные деньги. Он регулярно получал от сестры письма, перечитывал их по много раз, и тепло становилось на душе. От добрых новостей и историй, написанных мелким словно бисерным почерком. Старался не задерживаться с ответами, но рассказывать ему было особо не о чем, а жаловаться сестре, как он тоскует в одиночестве, как его жизнь постепенно теряет найденный было смысл – это ему снова гонор не позволял. Он изредка писал сестре короткие письма со скупыми сообщениями вроде: «всё хорошо», «старая вишня в саду неожиданно снова плодоносит, собрал богатый урожай», «отправляюсь в поход за счастьем»
Он действительно отправился в поход, всё-таки его старую натуру было не изменить, горбатого могла исправить только могила. Мужчине было тесно в небольшом тихом поселении, старый сад не радовал, и даже все вишни вместе взятые, не могли рассеять тоску, которая скапливалась у Торина в сердце. Чтобы найти себя, ему надо было найти приключения. И он смело ринулся им навстречу, вспомнил, позабытое было, прозвище Король, вспомнил лихую молодецкую удаль.
Скитался по всем дорогам и разбойничал, пил в неимоверных количествах и любил разных женщин. У него остался только один принцип: не убивать. Все остальные принципы и кредо куда-то исчезли. Не убивать, не потреблять наркоту и писать сестре добрые письма.
Убить кого-то он теперь просто не смог бы, не позволял мысль о странном проклятии, преследующем их род. С наркотой не складывалось, разные люди в разное время пытались угостить его из дружеских побуждений, пытались подсадить и сделать зависимым, но у него просто физически не получалось впустить в себя дурь ни в каком виде. Порошки, таблетки, героин в шприце, дурь в самокрутках, яркие марки на языке – ничего не работало: от любой самокрутки он заходился страшнейшим кашлем, казалось, выкашливал все свои внутренности, от попыток втянуть порошок ноздрёй, из носа немедленно шла кровь, иголка ломалась, не попадая в вену. Король вспоминал встреченного когда-то старичка Радагаста и всё думал, что это его работа. Письма для Дис он стал писать чаще и рассказывал в них больше. Иногда даже собственные рисунки вкладывал или какие-то засушенные цветы и листья причудливой формы. Он много где побывал, многое видел, общался с разными людьми, грабил путников на большой дороге и тут же просаживал все деньги на выпивку, дебоширил в каких-то кабаках и постоялых дворах, и вскоре уже дурная слава о Короле бежала впереди него.
Так бы он и прожигал свою жизнь, если бы не письмо, нагнавшее его в одном из переходов между городов. Он и сам не понял, как же оно достигло адресата, видимо, отправитель очень-очень-очень хотел, чтобы оно было доставлено по назначению.
«Торин, за все эти одиннадцать лет ты мог бы хоть раз навестить нашу семью. Дис ждала тебя всё время, а ты не приезжал. Но она оправдывала тебя, прощала и заставляла меня прощать. Теперь всё это неважно, вторые роды были слишком тяжёлые, сильно подорвали её здоровье, и теперь добивает лихорадка. Дис при смерти. Приезжай, может, успеешь проститься.»
Одиннадцать лет прошло, ошалело сообразил Торин.. Одиннадцать лет, а он и не заметил этого в пьяном угаре, он так и не навестил сестру, так и не увидел их первенца, не подарил малышу подарка…
Король сорвался в путь, все боги благоволили ему, и дорога была лёгкой, он в очень маленькие сроки достиг города, где проживала семья сестры. Дом отыскался без труда, Торин хорошо знал адрес, ещё бы, столько писем туда отправил.
Как и одиннадцать лет назад в потерянном семейном доме его встретила женщина. Едва живая, больше похожая на бледную тень, и Король отстранено подумал, в чём же там дух-то держится. Мысленно надавал себе оплеух и понял всё-таки, что это его родная сестра, и какая теперь разница, если она умирает.
«Я читала все-все твои письма, мой дорогой» - слабо прошелестела она: «Я так рада, что у тебя всё хорошо. И эти дивные красивые цветы, я храню их, Торин.» Страшно закашлялась, отплёвывая кровь, и с трудом продолжила: «Позаботься о детях, они остались одни, мужа неделю назад ограбили и убили. Я умираю, Торин, но ты живи, живи ради мальчиков.»
Это были её последние слова, Дис не успела даже попрощаться с детьми, и брату пришлось самому разбираться со всеми свалившимися проблемами. Устроить приличные похороны, чтобы всё было по-людски, продать дом и раздать все долги, объяснить мальчикам, что теперь всё изменилось, родителей нет, им придётся жить с ним. Фили и Кили не произвели на него никакого впечатления. Золотоволосый, хорошенький как картинка из книжки про принцесс старший, и черноволосый младший, похожий на взъерошенного напуганного воронёнка – Король был откровенно огорчён увиденным.
Часть вторая. Моя семья и другие звери.
Ещё сильнее он огорчился, когда понял, что дети не то, что умом не блещут, а ума того самого у них, кажется, и нет вовсе. Фили разговаривал с трудом, причём говорил-то он, вроде бы, и чисто, дикция и артикуляция была качественной, но каждое слово из него приходилось буквально клещами вытягивать. На все вопросы он отвечал односложно, на попытки заговорить с ним впадал в ступор, смотрел удивлённо, а потом начинал что-то говорить, старательно подбирая слова - дяде каждый раз казалось, что мальчик цветные бусинки на нитку нанизывает, а нитка рвётся, бусины соскакивают. Но с этим было легче, этот хотя бы говорил, а Кили просто молчал, смотрел исподлобья волком, Король ни разу не видел, чтобы он улыбнулся.
Им предстояла долгая дорога домой. Торин решил окончательно обосноваться в старом отцовском доме, завязать с алкоголем и кутежом, найти постоянную работу и воспитывать племянников. В меру своих сил, конечно, здесь он не строил никаких иллюзий.
В пути, да и по прибытию уже домой их ждало множество трудностей, часть из которых Торин устраивал себе сам. Иногда по причине незнания матчасти, иногда по общей беспечности. Началось с банального: чем кормить детей. Кусок хорошо прожаренного мяса и кружка доброго пива – Король всегда считал это лучшей едой, думал, что и мальчики оценят. У него хватило ума не давать детям пива, но вот догадаться, что было бы здорово напоить их молоком или соком он не сумел, а потому братьям пришлось довольствоваться водой из ближайшей речки, и надо сказать, её вид внушал серьёзные опасения. А вот мясом он накормил их щедро, дети были в восторге, а потом устроили дядюшке весёлую ночь, мучаясь болью в животиках. В дальнейшем они разобрались с проблемами питания, Торин вспомнил молодость, умение очаровать любую женщину и достаточно быстро получил множество советов о том, чем и как правильно кормить малышей. Были проблемы и посложнее, к которым Король абсолютно не был готов. Он и правда не знал, что дети не могут, как это делают взрослые, контролировать проблему с посещением туалета, ему не приходило в голову, что ребёнок может захотеть писать в самый неподходящий момент, и хорошо ещё, если малыш как-то сообщит об этом и можно успеть снять его штанишки и проделать прочие необходимые манипуляции, но, бывало, что детям не приходило в голову сообщать, и дяде приходилось снимать с мальчиков одёжку, неумело застирывать, искать сухую замену – одним словом, приятного во всём этом было мало. Когда дети заболевали, он понятия не имел, как их лечить, что делать и куда бежать. Торин был далёк от медицины, с потребностями своего личного организма справляться умел, знал, что если начнёт хворать, надо просто выпить на ночь стакан спирта с молотым перцем и закутаться в одеяло, все хвори пропадали мгновенно. Но что делать с детьми? Король чувствовал себя большой и бестолковой собакой, ходил печальными кругами около больного ребёнка и едва ли не выл от безысходности. Потом снова советами и делами помогали сердобольные женщины. Торин понял, насколько ему повезло с соседями, даже научился это ценить и как-то криво-косо, но всё же выражать благодарность. Вообще его жизнь, сделав очередной заковыристый виток, начинала как-то налаживаться.
Устроился работать плотником, стал брать заказы на дом, и дело пошло очень удачно. Его изделия нравились людям, вскоре он уже не нуждался ни в какой рекламе, каждая собака в их поселении знала Торина-Короля. Он никому не распространялся о своём прозвище, здесь его снова люди сами так прозвали. Пряма спина, царственная осанка, надменный взгляд, печать пережитых страданий, горькие морщины в углах губ и глаз – всё это продолжало делать своё дело и работать на определённый имидж.
Фили немного помогал ему в работе, подавал чурбачки и деревяшки, собирал и выносил мусор, подавал инструменты, а после работы собирал их по мастерской. Кили был ещё слишком мал, но он тоже большую часть времени проводил в мастерской вместе с дядей и братом, ползал по полу среди стружек, играл с чурбачками, сосредоточенно выкладывал из опилок какие-то странные, ему одному ведомые картины.
В принципе, Торина устраивало такое положение вещей, мальчишки рядом и под присмотром, делом занимаются, да и обучаются кое-чему, плотниками, конечно, не станут, способностей нет, но хоть что-то об этой жизни узнают. Но в то же время он понимал, что делает что-то не так. Детям необходимо учиться, с ними надо заниматься, их надо развивать. А то шутка ли, несколько лет прошло, а Фили по-прежнему разговаривает очень мало и неохотно, все попытки научить его читать оборачиваются полным провалом, с цифрами тоже как-то не складывается. А Кили и того хуже, до сих пор не заговорил, до сих пор косится волком. Торин помнил, как к его возрасту и он сам, и Дис уже болтали так, что не остановить было.
Ещё его немного беспокоил вопрос гардероба племянников. То есть, поначалу его это не волновало, на первых порах он был доволен и счастлив, если знал, что дети одеты-обуты и одеты в сухое. Со временем он даже научился контролировать, чтобы это сухое было ещё и достаточно чистым, не замызганным. Кто бы мог подумать, но оказалось, что дети растут и вытягиваются очень быстро, и одёжки на них не запастись. Король никогда не попадал в нужный размер, и мальчишки ходили то в чересчур узких нарядах, штанины и рукава были слишком коротки, то наоборот, одежда висела на них мешками. Было время, когда Торина это порядком нервировало и раздражало, но потом он увидел, что детям это не доставляет никакого беспокойства, и сам решил последовать их примеру и не париться по мелочам. Так что одевал он племянников во что придётся, но мальчики не особо возражали. Он заметил только, что Кили любит яркие кричащие цвета и позволял ему одеваться по вкусу, и мелкий нередко щеголял яркой жёлтой майкой, поверх которой надевал красную куртку и всё это вместе с чёрными спортивными штанами. Торин решил, что раз ребёнку так нравится, пусть так будет, в конце концов, мальчик не столетний мрачный дед и может себе такое позволить.
По совету всё тех же сердобольных кумушек дядя попробовал найти детям няню. Но и здесь не сложилось. То предлагаемая кандидатура не нравилась детям, то самому Торину, то дети категорически не устраивали няню. Слишком шумные, слишком тихие, слишком бестолковые, слишком себе на уме, слишком чумазые, слишком чистоплюи – Король узнал очень много нового о своих племянниках, не понимал, чему верить, но знал только одно: правильную няню они, видимо, уже не найдут.
Единственное, что как-то сблизило Торина и детей – чтение вслух по вечерам. Он привык читать мальчишкам, вспомнил много того, чего позабыл из детства, да и сам узнал много нового. Особенно дети полюбили две книжки. Фили неизменно просил почитать ему «Семь подземных королей», а Кили выдавливал подобие улыбки, когда дядя читал «Урфин Джус и его деревянные солдаты». Торину казалось, что эти книги он же наизусть знает, а дети слушали с неослабевающим вниманием. Старшенький особенно любил описание королей и права наследования, а мелкий приходил в восторг от дуболомов, он переставал хмуриться при упоминании армии.
Однажды ему показалось, что они нашли подходящую няню. Пожилая женщина с добрыми глазами и уютными морщинками сразу понравилась Торину, дети, кажется, тоже не выражали недовольства. Король попробовал оставить её на испытательный срок, с лёгким сердцем ушёл на весь день на базар (давно уже надо было пополнить запас продуктов), потом зашёл в кабак, пропустил пару кружек пива, за разговором с соседями выкурил трубочку доброго табака, без дела пошлялся по родному поселению, вглядываясь в лица и какие-то новые постройки. Жизнь шла, разгонялась, неслась вперёд, подобно доброму скакуну, а Король, кажется, снова не успевал это заметить.
Под вечер он вернулся домой и нашёл там рассерженную фурию, которая сердито сказала, что не собирается иметь дело с умственно отсталыми детьми, да ещё и такими упрямыми, которых не переубедить. Торин был удивлён, как эта милая пожилая тётечка сумела превратиться в такую шипящую гюрзу, что должны были натворить мальчишки. Оказалось, что они не захотели слушать «Карлсона». Нет, пожалуй, начать надо не с этого, всё шло хорошо, няня и мальчики в общем-то даже понравились друг другу, они играли, гуляли около дома, вместе кушали похлёбку, и женщине даже удалось научить их мыть за собой миски. Потом она решила уложить детей поспать, они не возражали, видимо, нагулялись, получили много новых впечатлений, устали. Как всякая порядочная няня, женщина хотела почитать мальчикам книжку, чтобы им было интереснее, да и, чтобы уснули быстрее. Но книжка детям категорически не понравилась, они не захотели ничего слушать и даже демонстративно стали закрывать уши своими маленькими кулачками. В ответ на попытки понять, почему такое неприятие, Кили разревелся и залез под стол, только зыркал оттуда злобно своими чёрными глазищами, а Фили, запинаясь через слово, выдавил: «Потому что так нельзя, неправильно и не бывает» и полез под стол к брату. Так они там и сидели, вылезать не собирались, а она, между прочим, почтенная няня, а не укротитель диких зверьков.
На том и распрощались. Торин предельно вежливо проводил пожилую даму к выходу, закрыл за ней дверь и устало сказал мальчишкам: «Ладно уже, вылезайте. Не бывает и нельзя, значит, не будет». Ему совсем не хотелось ругаться, во-первых, настроение было хорошее, и жалко было бы его портить ссорами и дрязгами, во-вторых, он чувствовал, что дети здесь в чём-то правы. Не понимал и не мог сформулировать в чём, но было у него такое стойкое ощущение.
Братья, в общем-то, охотно вылезли из-под стола и вдруг проделали абсолютно странную вещь, подошли к дяде, крепко обняли его с двух сторон, уткнулись в него головёнками. Король ошарашено помолчал, погладил золотую и чёрную макушку и, расчувствовавшись, даже чмокнул детей.
Удивительный получился вечер. Удивительный и добрый. Семейный.
А потом ещё случай был, тоже примечательный, Торин запомнил. Осенним промозглым вечером он шёл с мальчишками домой, Фили сосредоточенно вертел в руках зонт, это был дядин зонт и маленькому мальчику явно не по росту. Они остановились под каким-то фонарём, Фили наклонился к мелкому, заботливо поправил его синий шарфик, затянул потуже. Тот в ответ покосился сердито, а старший успокаивающе взъерошил ладонью чёрные патлы брата. Не было в этом ничего не обычного, но Торин краем глаза заметил невысокого человека, который, прихрамывая, проходил мимо. Прохожий во все глаза уставился на мальчиков, вздрогнул, как от удара, оценивающим взглядом окинул зонтик, хмурое лицо Кили и напыщенную серьёзность старшего, побледнел, как полотно и перешёл на другую сторону улицы.
Наверное, Король забыл бы об этом незначительном эпизоде, если бы на следующий день снова не столкнулся с тем человеком. Русоволосый и лохматый, он улыбался кривоватой улыбкой и бодро постукивая тростью, шёл в сторону конторы с горделивой табличкой на двери: «Бонд. Брук. Бонд». В конторе этой служил некий Ричард Брук, обещавший гражданам решить любую их проблему. Ну, или хотя бы проконсультировать, как её решать.
Честное слово, Торин не собирался подслушивать, просто, невзирая на осеннюю промозглость, окно было открыто. И говорили в комнате слишком громко.
«Пожалуйста, сделай с этим что-нибудь» - попросил нервный голос, и Король догадался, что это, должно быть, тот загадочный мужчина.
«Ну, я могу устранить твою проблему» - хихикая, ответил другой голос, слащавый, Торину не понравился. «Могу убрать братьев, раз они тебе мешают».
«Нет» - в голосе посетителя проскользнул ужас – «Это дети, и они ни в чём не виноваты. Лучше убери меня куда-нибудь».
«Как скажешь, сладкий» - отозвался Брук – «Афганистан или Ирак?»
«Да куда угодно, только подальше от них. Сволочь ты всё-таки».
Больше Торин слушать не стал. Он просто жил в напряжении последующие несколько дней, переживал за мальчишек, пытаясь закрыть их от неведомой ему опасности. А потом резко успокоился, отпустило. Не было больше опасности. И того русого человека не было, может, его и правда куда-то убрали.
Переживания отступили, и на первый план снова вышли мысли о том, почему Кили до сих пор не разговаривает.
Времена года сменялись строго по расписанию, и вот подошло очередное лето. Мальчики много времени проводили на улице, они постоянно играли вместе, гуляли, крепко держась за руки и, кажется, совсем не чувствовали потребности знакомиться с кем-то ещё, они не пытались играть с другими детьми, братьям вполне хватало друг друга. До определённого момента, который многое изменил. Во-первых, дядя с племянниками наконец-то сблизились по-настоящему и полностью признали себя семьёй. Во-вторых, у мальчишек появился верный друг, а Торин пересмотрел своё отношение к гламурным блондинкам.
Началось всё, как это часто бывает с конфликта. На самом деле некрасивого и неприятного конфликта.
Летом на главной площади обычно происходило нечто, подозрительно похожее на ярмарку. Можно было что-то продать, можно было что-то купить, можно было людей посмотреть и себя показать. Одежда, поделки, игрушки, шашлыки и эль, а для детей холодный квас и леденцы на палочках – всё это можно было в больших количествах увидеть на лотках. Предприимчивые хозяева трактиров выставляли несколько столов и лавок на улицу, и потенциальные посетители издалека обращали внимание на приготовленную для них вкуснятину, следовательно, было больше таких посетителей, больше была и выручка.
В один из солнечных летних деньков Король решил устроить себе отдых и неспешно прогуляться с племянниками. Они долго и много ходили пешком, мальчишки несколько раз залезали на деревья, Торин стоял снизу и страховал, потом пошли толкаться на площадь. Разглядывали товары, примерялись к ценам на игрушки, купили леденцы на палочках и с удовольствием съели, а потом усталые, но довольные подошли к одному из трактиров и собирались сесть за стол, стоящий на улице. Кили дал понять, что хочет есть. Король подозвал трактирщика, спросил, чем тот может порадовать малышей в гастрономическом плане, и тут в их разговор вмешался третий, как водится, лишний.
«Пусть этот маленький заморыш подойдёт и поест у меня, я угощаю» - манерно растягивая гласные, сказал сидящий за столом длинноволосый блондин и царственно повёл рукой: «Если ребёнка не кормят, я могу это исправить».
Торин побледнел, сжал кулаки, но постарался сдержаться и ответил на удивление спокойно: «Спасибо, но мой мальчик сыт»
«Да пусть не ссыт, пусть подойдёт» - ухмыльнулся этот мерзкий тип. «Он же у тебя, папаша, такой неухоженный, такой нелепый, ещё и голодный, пожалел бы ребёнка»
Король в два прыжка оказался возле сидящего мужчины, занёс кулак, чтобы двинуть тому в челюсть и вдруг услышал звонкий детский голосок: «Дядя нас учит, что не всякое оценочное суждение должно служить модификатором поведения».
Обернулся потрясённый и увидел Кили, который крепко держался за руку Фили и белозубо улыбался. Нехорошо так улыбался, даже Торину стало страшно.
«Оставь его, дядя» - спокойно сказал Фили, погладил мелкого по голове и устало вздохнул: «Пойдём домой. Надо Кили покормить, а ещё у нас дома молоко закончилось, и сыр тоже скоро закончится, купим по пути».
Мальчики снова подошли к Торину, обняли его с двух сторон, а потом взяли за руки и потянули к выходу. Король послушно позволил повести себя домой, блондин остался сидеть за столом, растерянно глядя в одну точку перед собой, и никто не обратил внимания на такого же блондинистого парнишку, который наблюдал всю эту сцену с весёлым недоумением, а когда Король и племянники ушли, громко вздохнул им вслед.
Обалдевший Торин покорно зашёл в лавку, купил молока и сыра, дома аккуратно положил покупки на стол, помог детям снять лёгкие курточки, уселся на табурет, раскурил трубку и строго спросил племянников: «Ну, и как это понимать?»
«А что понимать?» - пожал плечами Фили. «Молоко и сыр заканчивались, а мы вот купили теперь».
«Ладно. Купили» - не стал спорить Король. «Ну, тут я ещё могу согласиться, но, Кили, почему ты раньше молчал?»
«Так ведь всё хорошо было» - копируя брата, пожал плечами мелкий. «Тебя никто не обижал». И вдруг улыбнулся, но не так, как возле трактира, не оскалился страшно, а широко и радостно улыбнулся. Подбежал к дяде, обнял его, зарылся головой ему под мышку и захихикал тихонько. Торин прижал к себе смеющегося малыша, погладил его по спинке и понял, что он самый счастливый человек на свете.
С того момента Кили начал радостно улыбаться и болтать без остановки. Прошло всего несколько дней, а Король уже в притворном ужасе махал руками и шутливо просил племянника хотя бы немного помолчать. Но сам он был счастлив, с улыбкой слушал болтовню мальчишек и понимал, что жизнь налаживается, налаживается, налаживается и скоро случится счастье.
Он попробовал снова найти мальчикам няню, только приказал им строго-настрого не дразнить больше женщин, не притворяться дурачками и особенно строго велел Фили на вопрос: «Как тебя зовут, малыш?» не отвечать: «Утибоземой» Теперь-то дядюшка вспомнил все жалобы на мальчиков и мысленно восхитился тому артистизму, с которым маленькие паразиты доводили окружающих.
Оставалось прояснить только один вопрос. Впрочем, Торин уже начинал догадываться. «Почему вы не захотели слушать про Карлсона?» - с любопытством спросил он, и получил вполне исчерпывающий ответ: «Малыш говорит, что он совсем один и у него никого нет. Но у него же есть брат». В общем-то Король ожидал чего-то подобного.
На объявление откликнулась молодая женщина, которая сразу понравилась Торину и мальчикам. Хорошенькая, похожая на куколку, с очаровательным носиком и смоляными кудрями. В руках она держала сумку и зонт. Няня внимательно осмотрела мальчишек, сморщила свой хорошенький носик и сказала: «Фр-р»
«Морской лев» - засмеялся Кили, старший посмотрел на него укоряюще, Король помрачнел, испугался, что девушка не захочет с ними разговаривать, но та снова сказала: «Фр-р», потом наклонилась к Фили, поправила ему галстучек, который мальчик повязал ради торжественного случая, ещё больше растрепала лохмы мелкого и, обернувшись к Торину, доверительно сообщила: «им не нужна няня, главное, чтобы дети не забывали про семью. Тогда всё будет хорошо.» Как взрослому пожала Фили руку, протянула ему свой зонтик и, улыбнувшись сказала: «Возьми на память и никогда с ним не расставайся, когда-нибудь он тебе пригодится». Улыбнулась всем напоследок и, цокая каблучками, покинула их дом.
«Не огорчайся, дядя» - усмехнулся Фили: «Вот исполнится мне одиннадцать лет, пойду в школу учиться. И ты со мной иди, преподавателем ОБЖ, например». Тори передёрнулся, но тоже хмыкнул и ехидно ответил: «Лучше буду преподавать химию».
Король и племянники веселились и радовались, что наконец-то обрели друг друга и, что не менее важно, себя. И никто из них не знал, что на другом краю поселения в богатом особняке тоскует белокурый мальчик, отец которого обидел гордого Торина с детьми. Мальчик, который хотел подружиться с братьями. Мальчик, который хотел объяснить Королю, что его отец совсем не плохой, просто его снова неправильно поняли.
В особняке было тихо и грустно, приставленные к мальчику семь нянек никак не могли его развеселить, а он понимал, что уже не маленький и не нуждается в услугах няни, понимал, что он мужчина и наследник своего отца, что ему уже хорошо бы отправиться в какое-нибудь приключение, иначе так и просидит всю жизнь при папе, но боялся высказать это вслух. У него не было матери, и он был единственным утешением отца, его опорой и надеждой. Почтительный сын боялся огорчать родителя непослушанием или своеволием и потому не делал и шагу без разрешения несколько деспотичного папеньки.
Но познакомиться с теми мальчиками ему очень хотелось. Смешно и должно быть странно, они ведь совсем мелкие, а так его зацепили, ему казалось, что с ними не могло возникнуть проблем в общении, и он легко нашёл бы с ними общий язык.
«Ну что, Леголаска, тоскуешь?» - услышал он участливый вопрос и вздрогнул от неожиданности. Сколько лет он знает Алекса, а всё не привык к его манере бесшумно появляться из-за плеча. И всё удивляется как такой громила-телохранитель, прозванный за свой немалый рост и удаль молодецкую Лосём, умудряется действовать так тихо.
«Да ничего, Алекс, всё хорошо» - грустно улыбнулся паренёк.
«Я знаю, где они живут» - усмехнулся мужчина: «И на твоём месте я бы попробовал с ними познакомиться. За ратушей, потом несколько дворов налево, в Ткачьем тупике».
Алекса не дослушали, пока он заканчивал свою тираду, мальчишки и след простыл. Лось довольно усмехнулся, ему давно было жалко маленького наследника, который изнывал от скуки и осознания чувства долга. Теперь, может, мальчишка хоть станет похож на нормального ребёнка.
Леголас добежал до указанного тупика и остановился в растерянности. Вот двор, дома, люди. А где живут мальчишки с дядей и как их зовут?
«Эй!» - на пробу крикнул он, но никто не отозвался. «Эй, Лёлек и Болек, выходите играть!»
В одном из домов моментально распахнулось окно, и в нём появились две мальчишеские физиономии.
«Чип и Дейл» - ответил мелкий и широко улыбнулся. Старший для солидности отвесил брату лёгкий подзатыльник, но предложил свой вариант: «Фред и Джордж».
«Ромул и Рем» - хохотнул младший, и понеслось.
- Локи и Тор.
- Кржмелик и Вахмурка.
- Сэм и Дин.
- Том и Сид.
- Николка и Алексей.
- Майкрофт и Шерлок.
- Оин и Глоин.
- Сид и Нэнси.
- Дин и Эйдан.
- Каин и Авель, – выпалил младший, получил леща уже от дядюшки и обиженно потёр макушку. Торин наполовину высунулся из окна, пристально посмотрел на мальчика, решил для себя что-то и с показной строгостью сказал: «Забирай уже этих Чука и Гека и идите гулять. Но, чтобы к ужину были дома».
Мальчики играли вместе весь долгий день до самого вечера. Они успели переговорить о множестве вещей, Леголас рассказал им, что в его школе организовали кружок «Лесные братья», и он теперь учится стрелять из лука и арбалета, распознавать следы животных, готовить на костре в походных условиях. Обещал научить малышей кричать филином и сычом и распознавать ядовитые грибы. Его совсем не смущала их разница в возрасте, мальчикам было вместе интересно.
Вечером Торин позвал их домой, и они все вместе ужинали, продолжая весело разговаривать даже за столом во время еды. Кроме всего прочего Леголас попросил у Торина прощения за неприятный инцидент в трактире, объяснил, что его отец вовсе не хотел никого обидеть. На самом деле им двигали самые лучшие чувства, просто он так много занимается делами, ведёт переговоры, изворачивается и привык постоянно ожидать подножки и тычка в спину, что разучился разговаривать с людьми. А ещё он помогал сыну, в том кружке лесных братьев всем участникам надо было делать добрые дела, и Леголас почти выполнил положенную норму, но ему немного не хватало. Трандуил хотел просто помочь, а оно вот как обернулось. Торин добродушно хмыкнул и подтвердил, что аргумент помощи любимому сыну действительно невозможно оспаривать.
«А почему добрых дел не хватало?» - участливо спросил Кили: «Старушек через дорогу переводил?»
Юный лесной брат кивком подтвердил, что да, переводил.
«А им, наверное, туда не надо было, поэтому дело и не считалось» - прыснул Кили и ловко увернулся от очередного подзатыльника. Леголас мягко улыбнулся в ответ, он понял, что его в этом доме обижать не будут.
Уже совсем поздним вечером Торин с племянниками проводили мальчика до дома, и малыши долго обнимали его на прощание, требуя обещания встретиться снова.
В особняке его ждал Трандуил с абсолютно нечитаемым выражения лица, и все семь нянек, которые заохали-заахали, увидев вернувшегося подопечного.
«Не должно молодому наследнику ходить одному так далеко, тем более не должно ходить весь день голодным» - запричитала самая старшая, мальчик вежливо переждал град эмоций и спокойно ответил: «Няня, я у них поел».
Трандуил, который никогда не был дураком, лихо перевёл в мозгу эту анаграмму, несолидно хмыкнул и царственным жестом попросил всех посторонних покинуть помещение, оставить их с сыном с глазу на глаз.
«Я вижу, ты уже вырос, сынок» - задумчиво обратился он к Леголасу: «И сам можешь выбирать с кем тебе дружить. Что же, будь по твоему, мне нравится твой выбор».
Мальчик широко улыбнулся, пробормотал: «Папа, я спел тебе об этом целую песенку», крепко обнял отца и уткнулся головой ему под мышку, как когда-то в детстве. Потом они долго разговаривали, Леголас с восторгом рассказывал про своих новых друзей, а Трандуил забыл на время все свои важные дела и полностью погрузился в дела и переживания своего единственного сына.
Теперь и Торин, и Трандуил были спокойны за своих детей, мальчишки очень много времени проводили вместе, играли, гуляли, учились распознавать следы животных, приволокли в дом ёжика, и он жил у них по очереди.
А потом Торин познакомился с Алексом-Лосём. Оба мужчины неимоверно прониклись друг другом, признав равного по силе.
продолжение в комментах
то есть он там уже давно, но я как всегда
раздеанонилась там, вывешу тексты сюда (в назидание для потомков)
эльфсссы, гадкие эльфсы, моя прелесть
и Торин-проститут
(честно, сама от себя не ожидала, что столько напишу)
одно исполнение
- Я не питаю иллюзий, мой лорд – говорит большеглазый мальчик, и Элронд досадливо морщится. Он вырастил неплохих сыновей, очаровательную дочь, в конце концов, следопыта вырастил и воспитал тоже он, и всеми его воспитанниками по-настоящему можно гордиться. Так зачем судьба посылает ему очередного подопечного, за что валары смеются над ним?! Но такие мысли не подобают Владыке. Лорд Элронд ласково улыбается юному эльфу, отечески целует его в лоб и спокойно отвечает: «Из тебя едва ли получится воин, но это не страшно, Линдир, не всем же быть охотниками, а ты был бы хорошим менестрелем» Владыка понимает, что подписал себе приговор, что сейчас он пообещал заботиться о ребёнке, что ему придётся ещё не раз утешать прибившегося ко двору мальчика. И Элронд не бросает Линдира, тот теперь знает, что со всеми своими вопросами, недоумениями и обидами он может обращаться к Владыке, и хозяин Ривенделла всегда выслушает его, утешит и поможет.
Юный эльф взрослел рядом с заботливым Владыкой, он оказался не только неплохим менестрелем, но и незаменимым помощником, вскоре Элронд уже доверял ему дела по управлению Домом. Он привык к обожающему взгляду и тихому почтительному сопению где-то у себя за спиной, знал, что стоит только отдать распоряжение оно тут же будет исполнено расторопным личным помощником, он уже мог спокойно не запоминать каких-то незначительных вещей, прекрасно зная, что обо всех запланированных мелочах ему своевременно напомнит Линдир. Юноша больше не переживал, что их него не получилось хорошего воина, он перестал чувствовать себя ущербным, и все свои силы отдавал на обустройство домашнего приюта, ему хотелось, чтобы каждый чувствовал себя в Ривенделле как дома. По просьбе Владыки он играл на арфе, никогда не отказывался делать это для гостей, но Элронд знал, что юноша не особо это любит, по-настоящему ему нравилось играть только для своего старшего наставника.
Когда Элронд садился на коня и с отрядом эльфов уезжал охотиться на орков, Линдир почтительно подавал ему меч и, провожая господина, не говорил лишних слов, но эльф видел тревогу и беспокойство в глазах своего воспитанника и с удивлением понимал, что родные сыновья никогда так на него не смотрели, даже Арвен смотрела не так пристально, казалось, даже не так сильно беспокоилась. Мальчик действительно был к нему очень привязан. Элронд уже не спрашивал валар за что, он, кажется, смирился со своим предназначением и на самом деле сам очень привязался к юноше.
- Я не питаю иллюзий, мой лорд – огорчённо шепчет юноша, и Элронд досадливо морщится. Вчера был славный бой, их отряд расправился превосходящим по численности отрядом свирепейших орков. Были жертвы, и сам Владыка вернулся израненный и едва живой, держался он только на мысли о том, что надо потерпеть ещё немного, совсем чуть-чуть, вот ещё совсем-совсем немного, и он будет дома. А там его встретит верный Линдир, поможет спешиться и снять доспехи, протрёт страшные раны губкой, смоченной в настое целебных трав, подаст переодеться в заботливо приготовленные одежды и уложит спать, и сам, забыв про все домашние дела, будет сидеть у постели и рассказывать о том, как прошёл день, а потом, когда Элронд уснёт, верный помощник встанет у дверей и будет сторожить его беспокойный сон. Эти мысли помогли Владыке добраться до Ривенделла, он практически свалился с коня в руки Линдира, и на этом сознание его покинуло, больше он ничего не помнил, успел только подивиться, какая же оказывается крепкая хватка у такого на первый взгляд хрупкого эльфа. Потом он спал, провалившись в чёрную пустоту и проснулся уже ближе к вечеру от настойчиво трубившего рога. Отряд эльфов снова собирался на охоту, и Элронд попробовал было вскочить с постели, но наткнулся на серьёзный взгляд личного менестреля. Выглядел он очень плохо, под глазами залегли тревожные тени, а лицо осунулось. Владыку забавляло, когда он видел проявление человеческих качеств у других эльфов. Он не удивлялся, когда уставал сам, и это отражалось на его лице, ведь невозможно же в самом деле забыть про свою получеловеческую природу. Но вот почему это случалось с настоящими эльфами, он за многие века так и не смог понять.
- Я не питаю иллюзий, мой лорд – уведомляет его Линдир – Сейчас Вы сорвётесь с постели и полуживой, кое-как забравшись в седло, отправитесь убивать орков. Вы слабы и требуется ещё время, чтобы Вы смогли восстановить силы. А я останусь здесь и снова буду каждую секунду думать о том, что сейчас с Вами происходит. Мне не получится уговорить Вас не ездить на эту вылазку, я понимаю, Владыка – он почтительно склоняет голову, но Элронду кажется, что его взгляд всё ещё прожигает полуэльфа насквозь. Встревоженный, уставший, любящий взгляд.
- Не надо думать, что со мной происходит – тихо отвечает Владыка
- Да, я понимаю, Вы много раз просили меня не тревожиться и заниматься делами, не думать о Вас, но… – скороговоркой выпаливает юноша, стараясь сказать господину как можно больше, стараясь успеть выговориться.
- Не надо думать, что со мной происходит – снова повторяет Элронд, перебивая менестреля, не позволяя ему договорить – Ты сам прекрасно сможешь всё увидеть – улыбается он, откидывается на подушки и прикрывает глаза.
Линдир вскидывает голову, и его бледное лицо озаряется радостной улыбкой. Весь день Владыка Ривенделла терпит врачевание. Его поят какими-то горькими отварами, снова и снова протирают и перевязывают раны, заставляют есть какие-то жуткие лечебные корешки. Элронд не жалуется, в конце концов, это был его осознанный выбор. А мальчик счастлив, в его глазах плещется тихая радость, которую давно уже не видел полуэльф.
- Я не питаю иллюзий, мой лорд – упрямо твердит Линдир. – Вы рассердились на меня, я знаю, что мне нельзя покидать пределов Ривенделла, нельзя в это опасное время оставлять дом без присмотра, но я не мог поступить иначе, если моё место рядом с Вами.
Элронд молчит, он сам не знает, так ли уж он сердится на своего всегда беспрекословного помощника, который ослушался его строгого приказа и, оставив Риведелл почти что на произвол судьбы, бросился разыскивать Владыку. Мальчик успел вовремя, с лицом, пылающим благородной яростью, он врезался в круг орков, напавших на его наставника, и порубил их неизвестно откуда у него взявшимся мечом. Кому-то из тварей удалось бежать, а Линдир бережно помог Владыке сесть на коня и теперь шёл рядом, ведя его под уздцы. С меча капала кровь, и Элронд смотрел на воспитанника новым взглядом. Тот снова сумел его удивить.
Так в молчании они добрались до Ривенделла, и верный менестрель привычно помог Владыке спешиться и увёл в покои, чтобы переодеть его и осмотреть раны.
- Когда-то я сказал, что из тебя не получится воина – задумчиво говорит Линдиру Элронд – Знаешь, даже эльфы могут ошибаться.
Линдир пожимает плечами и наливает для Владыки настой целебных трав. Только кончики его ушей становятся красными, что выражает у него обычно высшую степень радости.
«Научился сдерживать эмоции, а ведь всегда был порывистым мальчишкой» - с какой-то странной нежностью думает Элронд и продолжает, обращаясь к воспитаннику: «И я горжусь тобой, мой дорогой мальчик, так же как всеми своими сыновьями, можешь быть уверен»
Он тепло улыбается, а Линдир поднимает на него полный обожания взгляд, порывисто хватает и целует его руку и произносит то, единственное что очень давно рвалось из него, но он не мог себе позволить это сказать, то, что было выстрадано в его душе и сердце долгими годами, пока он жил возле обожаемого Владыки. Одно короткое слово: «Ada»
ещё одно исполнение
читать дальше
Природа улыбалась, солнце сияло, водопады журчали, кузнечики стрекотали, птички и некоторые эльфы щебетали, щебетали, щебетали. Лорд Элронд чувствовал себя неуютно, понимал, что всё это тревожные знаки, и добром оно кончиться не может. Так и оказалось. Он отвлёкся, и в это время к нему тихой сапой подкрался личный секретарь Линдир, как чёрт из табакерки выскочил из-за спины и с придыханием начал речь: «Я не питаю иллюзий, мой лорд» - так звучало многообещающее вступление. Всей своей человеческой частью натуры Владыка понял, что дело плохо (часть подлой эльфийской натуры ещё при первых звуках чарующего линдирова голоса впала в спячку и глухую несознанку)
- Линдир, мальчик мой, пожалуйста, коротко и по делу – задушевно попросил его Элронд – У меня много дел и совсем нет времени тебя слушать. Может, попозже, лет так через пять? – он дипломатично улыбнулся и попытался обойти секретаря.
- Ах так? – обиженно взвился тот – Вы должны меня выслушать, Владыка, это важно.
«Нет» - с тоской подумал Элронд «Не надо. Я ведь уже много натерпелся в этой жизни, разве честно навешивать мне ещё дружеских звиздюлей Судьбы?»
- Мой дорогой – из последних сил сохраняя остатки самообладания, возопил Владыка – Давай всё-таки позже?
Он понял, что сейчас просто позорно развернётся и, утратив лицо и древнейшую гордость и честь, просто-напросто удерёт в свои покои, забаррикадирует дверь изнутри и, возможно, даже малодушно залезет под стол. То-то посмеялись бы сыновья с Арагорном… Даже Арвен, наверное, посмеялась бы… Никто его не любит и не ценит, все-то его бедного обижают…
- Ну хорошо же – угрожающе прошипел Линдир – Вы сами напросились.
Он посмотрел на несчастного Элронда глазами жертвенной лани, кажется, даже подпустил слезу, трагически заломил руки и протяжно начал: «Вы пахнете кровью и смертью, мо…»
- Нет – тонко взвизгнул Владыка, покраснел и вежливо попросил – Ладно, давай уже, что там у тебя было про иллюзии?
- То-то же – самодовольно усмехнулся секретарь, посмотрел совершенно нормальным взглядом и сухо официально доложил – Сюда идёт отряд гномов, мой лорд, и я совершенно не питаю иллюзий, но у нас не хватит припасов напитать, тьфу ты, накормить всю эту хищную орду.
- И чего ты молчал? – сердито спросил Элронд, посмотрел на ошарашенного таким вопросом секретаря и примиряющее поднял ладони – Ладно, извини. Прошу прощенья, был напуган, как говорится. И что делать будем?
- Гномы должны подойти через несколько часов после полудня – с лёгким поклоном ответил Линдир – Сейчас Вы, дорогой самодержец, сядете на коня и поедете себе охотиться. Я уже приготовил Ваше охотничье платье, Ваш меч и барабан, в смысле, рог. Из мер предосторожности: запер библиотеку, на два замка запер погреб с вином и отослал подальше Арвен.
- Погреб запри на три замка, во избежание – задумчиво пожевал губами Владыка – И не забудь накинуть цепочку. За Арвен отдельное отцовское спасибо, в конце месяца жди прибавки. И не улыбайся так довольно, пока есть время, иди на кухню и съешь лимон, а то на твою сияющую физиономию смотреть тошно. Чему так обрадовался?
- Да неважно – пожал плечами Линдир - Хотя, если Вы так настаиваете могу рассказать. Или спеть. Балладу. –он достал из-за спины портативную арфу, красиво откинул голову назад, эффектно мотнул волосами и приготовился повествовать.
- Некогда мне – поспешно открестился Элронд, - Я потом как-нибудь послушаю. Давай правда лет через пять? И знаешь что, когда в следующий раз захочешь предупредить меня о чём-то важном и опасном, говори просто: «де жавю». Это значит сбой в матрице, я это пойму.
Усмехнулся озадаченному взгляду личного секретаря, переоделся в охотничий костюм, вскочил на коня и был таков.
Вернулся он довольный, был уверен, что всё страшное позади, не сомневался, что Линдир справится со всеми проблемами и подумывал о том, что надо не только жалованье ему повысить, но и внеочередной отпуск дать, всё-таки столько веков парнишка старается.
Дома его ждало самое худшее, гномы только подошли, пришлось изображать радушного хозяина, улыбаться сквозь зубы и даже подарить им мечи. Они, конечно, их и так уже взяли, нашли всё-таки, но так хотя бы оставалась хорошая мина при плохой игре. А потом выяснилось самое страшное, на Белый Совет прибыла любимая тёща, дай ей Эру здоровья и долгих веков жизни. С трудом удавалось не морщиться, будто заболели все зубы разом.
Нашёл возможность припереть Линдира к стенке и мрачно поинтересоваться, какого лысого дурина (а и затейливы же гномы в своих выражениях!) здесь происходит?
Оказалось, что гномы задержались в пути из-за непредвиденных обстоятельств, тёща решила проведать внучку, ну а волшебники вечно приходят к ужину, хоть некоторые и не одеты, как подобает.
В общем-то мальчик был во всём этом не виноват, Элронд только прошипел мстительно: «Хорошо подумаю, прежде чем подписывать твоё заявление об отпуске» - но этим в общем-то и ограничился. Охота была удачной, птички, будь они неладны, щебетали, а водопады журчали – по крайней мере, стабильно.
Когда он с тоской слушал очередные прогоны об опасностях, а на осанве ещё вяло переругивался с тёщенькой, которая, вот ведь, что значит века тренировки, успевала и с Гэндальфом параллельно на осанве болтать, лёгкой поступью вбежал Линдир. Глаза его радостно блестели.
- Они уходят, Владыка – растерянно сказал секретарь. И вот ведь бестия какая, даже глазками удивлённо похлопал.
- Завтра же во внеочередной отпуск – мысленно протранслировал ему Элронд, невежливо разорвал канал связи с Галадриэлью и позволил себе улыбнуться, понадеявшись только, что это получилось не во всю стоматологическую поликлинику, а как будто бы снисходительно-мудро-загадочно.
- The matrix has You – сообщил на осанве Линдир и низко-низко поклонился.
«Зараза какая» - с умилением подумал Владыка Элронд. Он всегда догадывался, что мальчишка не так прост, как кажется.
и ещё одно исполнение
Часть первая. Я, мои друзья и героин.
Даже в борделе он держался независимо и гордо, и его прямая спина, презрительный взгляд сапфировых глаз, грива роскошных тёмных волос – всё это нравилось женщинам, которые платили за него хозяину. Вообще поначалу его жизнь в публичном доме с задорным названием «Туда-обратно» была просто королевской. Дамочки с восторгом выбирали его услуги, едва ли не дрались за право обладания таким красавцем. Впрочем, что значит «едва ли», он сам видел отвратительную бабскую драку, в которой две разъярённые фурии вцепились друг другу в лица остро отточенными наманикюренными ноготками, и старались побольнее задеть соперницу острой шпилькой. Он тогда только посмеялся самодовольно, а ему многое прощали. За его глаза, презрительный прищур, царственную осанку. У него и прозвище было – Король, а он не удивлялся, принимал как должное.
В этот бордель Торина устроил лучший друг Двалин. Татуированый пирсингованный громила работал там вышибалой, получал хорошие деньги и решил, что просто обязан помочь другу детства, который по злой насмешке судьбы оказался на мели. Но когда он привёл мужчину в предполагаемое место работы, хозяин публичного дома старый Трор сверкнул глазами, и весь прямо затрясся от восторга, сообщив, что работать тупым вышибалой Торин не будет, а станет главным сокровищем и бриллиантом его коллекции.
И всё было просто прекрасно. Он ублажал дамочек, получал большую часть денег (вообще Трор был справедливым хозяином, и мальчиков своих не обижал, всем доставалось по потребностям) общался с интересными людьми, красиво одевался и жил вольготно. Хозяин очень сильно привязался к нему, не скрывал своих симпатий и ни для кого не было секретом, что он подумывает о том, как бы со временем доверить Торину управление, если не всем борделем, то вести хотя бы часть дела.
Но потом случилось страшное. На Трора будто какое-то помрачение нашло, он потерял свою былую хватку, и его просто-напросто подсидели и подставили конкуренты. Все его владения перешли к злому старику-предпринимателю по фамилии Смауг. Он был лютый и безжалостный к своим служащим, жадный до одури и считал каждую монетку, попадавшую к нему в руки, жизнь в борделе стала невыносимой, и даже суровый брутальный Двалин несколько раз плакал от жестокости хозяина. А потом он принёс наркоту. Навсегда останется загадкой, как ему это удалось, но он тогда основательно накачался, и сам чёрт был ему не брат, вышибала схватил из подсобки два топора и, крепко зажав их в обеих руках, отправился к старикашке чинить возмездие. Закончилось это печально, старик оказался сильнее, чем можно было предположить, и во всей этой истории хуже стало только Двалину. Торин сильно переживал за друга, а потом ещё и ко всему прочему понял, что тот подсел. Героин был дерьмовый, но какой-то особенно берущий и с него уже было не соскочить. Когда жизнь стала совсем невыносимой, Король не выдержал и сам пришёл к другу с просьбой дать ему дозу. Двалин никогда не мог ему отказать, и вскоре бывший когда-то бриллиантом коллекции молодой ещё, красивый мужчина начал превращаться в развалину.
Наркотики полностью поработили его волю и разум, он перестал соображать, не мог больше светски трепаться с дамочками на куртуазные темы, стал замкнутым, а временами впадал в приступы бешенства. Так он однажды начал душить одну из клиенток её же собственными чулками. Она сначала не поняла, что происходит, решила, что это такая эротическая игра, стонала страстно и извивалась, царапая острыми коготками его могучую спину. А Торину стало невыносимо мерзко, он усилил напор и, забывшись, стал затягивать тонкий шёлк на шее девушки. Она закричала испуганно, заплакала с требованием остановиться, но его не трогали крики о том, что ей больно и страшно, он затягивал, затягивал, затягивал петлю на хрупкой тонкой шее, а перед взглядом бешенных, когда-то сапфировых глаз расстилалась только чёрная пелена.
Девушку спасли, по чудесному стечению обстоятельств её крики о помощи были услышаны и правильно истолкованы, Смауг лично прибежал её спасать в компании Двалина и второго вышибалы Бэрда, которого он притащил работать в бордель, когда захватил власть.
Короля скрутили, заломив его могучие руки за спину, на пинках вынесли из комнаты, а клиентке дали чашку с настоем лекарственной ромашки и пустынника. Смауг потом приказал Бэрду в воспитательных целях избить Торина, но делать это аккуратно, не оставлять следов, чтобы «сохранить презентабельный вид товара».
Посадил бывшего любимца всего публичного дома в какую-то каморку, оставил только кувшин с водой и крепко запер дверь, не ограничился только замком, а ещё и подпёр снаружи старым массивным креслом, Торин слышал с каким шумом, он это самое кресло двигал.
Время в этой каморке тянулось бесконечно долго, и Король сам уже не понимал, сколько он здесь сидит, полностью сбился со счёта и чувствовал себя тигром, загнанным в клетку. Это не было художественным сравнением или преувеличением, он правда готов был рычать и бросаться на стены своей узенькой клетушки, колотить руками по двери, понимая, впрочем, что это не приведёт ни к какому результату, но хотя бы ненадолго притупит боль и обиду. Воду из кувшина он вылил в первые секунды своего позорного заточения, показывая тем самым, что не нуждается в жалких подачках. Потом очень об этом пожалел, пить хотелось невыносимо, горло пересохло, и казалось, что в нём ворочается какой-то странный комок.
Единственное, что ему оставалось делать – это уснуть. Нет, конечно, он не смирился со своим положением узника, но всё-таки таки забился в угол и свернулся калачиком, положив под голову кулак со сбитыми в кровь костяшками. Полежал немного, невидяще глядя в темноту и понимая, что больше не будет ничего хорошего, а потом уснул и в том сказочном сне он снова был гордым и счастливым Королём, снова ему улыбались и любили его женщины, благосклонно кивал мудрый старый Трор, и в углах глаз старика скапливались морщинки потому, что он улыбался. Улыбался ему, Торину, Королю. Спал он в ту ночь крепко, сладко…
Он совсем не знал и не понимал, сколько времени прошло, но проснулся он от шума и криков, от которых сотрясался, казалось, весь немаленький бордель. Выпрямился в полный рот, подвигал затёкшими от неудобной позы руками-ногами, сглотнул. Во рту был такой вкус, будто кошки нассали, безумно хотелось пить, и он снова пожалел, что со злости вылил воду. Но что же, бывает, что даже Короли ошибаются, и он пообещал себе стараться быть сдержаннее и не поддаваться вспышкам гнева и ярости, как бы ему того ни хотелось.
В каморку ввалился Двалин, схватил Торина за руку и потянул за собой, не останавливаясь, рявкнул: «Бежим, все вопросы потом!» И они помчались куда-то, сломя голову. Одуревший Король уже давно не понимал, что происходит, не спрашивал ничего у Двалина, доверился старому другу. Бежали они долго, долго, долго, и всё не было видно конца их дикому бегу. И когда уже Торин понял, что сейчас просто упадёт, когда сбитого дыхания не хватало, ноги стали отваливаться, а в боку кололо невыносимо, Двалин остановился, сел прямо на землю и помог сесть Торину, бережно придерживая того за плечи. Друзья вытянули ноги и какое-то время просто сидели на земле в молчании, только жадно ловили воздух раскрытыми ртами, да старались восстановить сбившееся дыхание.
Потом они по очереди пили воду из фляжки, которая всегда висела на поясе у Двалина. Обычная вода, набранная в ближайшем родничке, но Торину, который меньше часа назад и мечтать не смел о воде хотя бы из лужи, напиток этот показался нектаром и амброзией, и он всерьёз задумался, не такой ли благословенной жидкостью утоляют свою жажду боги.
Когда Двалин понял, что друг успокоился и отдохнул, он будничным тоном поведал ему, что работы больше нет. Борделя нет. И злого ненавистного Смауга, которого все между собой величали не иначе как «животное» тоже нет. Бэрд ночью убил владельца публичного дома, ткнул его ножом в живот, и один этот удар был метким и страшным, Смауг не выжил. Не спас его даже щегольской жилет, больше похожий на кольчугу, который тот носил в мерах предосторожности. Почему Бэрд это сделал, никто не понял. Обычно нелюдимый вышибала и теперь не стал ни с кем разговаривать, мрачно велел всем, кому дорога жизнь катиться к чёртовой матери, а он сожжёт этот клоповник. Никто не усомнился серьёзности его намерений, и потому все обитатели дома терпимости похватали свои нехитрые пожитки и предпочли за лучшее отправиться куда глаза глядят. Возможно, даже действительно к чёртовой матери.
Смауг отобрал у всех документы и хранил в большой шкатулке, ключ, от которой куда-то прятал, никто этого ключа не видел, многие вообще сомневались в его существовании. Не нашёлся тот ключ и после смерти владельца, впрочем, там не было особо времени на поиски, не до того было. Шкатулку просто разбили о камень, лежащие в беспорядке свитки раздали на руки каждому желающему. Предусмотрительный Двалин взял документ и для себя, и для друга. Только вот не было времени разбираться, схватил первые попавшиеся. По бумагам он теперь был возница Уиллис, и видел в этом неплохой шанс для начала новой мирной жизни.
«Ну, а я кто, получается?» – мрачно спросил Торин, приготовившись к самому худшему. Ожидания его не обманули. «Ты теперь бакалейщик Бонасье, нет, не так, галантерейщик Боггинс» - старательно прочитал друг.
Галантерейщик Боггинс… Торин передёрнуся и представил почему-то круглого гладенького человечка с лоснящимся брюшком и дурацкими смешными ушами. То ещё зрелище, предстало перед мысленным взором брутального мужчины. Король поклялся по возможности никогда не пользоваться документами этого галантерейщика-бакалейщика.
На этом они распрощались с Двалином, понимая, что расстаются навсегда. Новоиспечённый Брюс Уиллис в ответ на все заманчивые предложения друга идти вместе и стать благородными разбойниками или даже самыми настоящими пиратами только грустно качал головой и отказывался, мотивируя это тем, что у Короля теперь своя история, и он не будет в ней отсвечивать. Что же, на том и порешили. Крепко обняв друг и соратника, Торин запечатлел на его лбу благословляющий поцелуй и отправился куда глаза глядят. Слава всем богам, глаза не были косыми и глядели в одну сторону, а не в разные, иначе это была бы слишком нелепая смерть.
Впрочем, Короля уже потихонечку начинало разрывать, подступала ломка, и измученный нарзаном организм требовал порцию дури. Мужчина боролся с собой, как мог, но не смог, и в первом же ближайшем поселении отправился по злачным местам, отыскивать того, кто бы его спас. Таким спасительным человеком оказался странный старичок по имени Радагаст. Он выдал страждущему дозу, отвел к себе домой и радушно предложил поесть и переночевать в своей стрёмной хижине, похожей на избушку Бабы Яги из сказки. Об оплате за дурь старичок не заикнулся ни разу, сначала Торин этого не сообразил, но потом рассудок более-менее прояснился, и он осторожно завёл разговор о стоимости товара. Радагаст многообещающе хмыкнул и сказал, что об этом они поговорят завтра, а теперь уже поздно и пора ложиться спать. Он показал Торину на лавку с постеленным там пледом, выдал второй плед, чтобы укрыться и задул свечу. Король послушно лёг и вскоре действительно заснул, успел только подивиться странному ощущению уюта и покоя, давно ему так хорошо не было. И снова почему-то вспомнился Трор, его смешные морщинки в уголках глаз и отеческая улыбка.
Впервые за долгое время мужчина прекрасно выспался. Ему было тепло, уютно и спокойно, а снилась ему мама, детство, отцовский дом и радостные игры. Только играл он не один, а вместе с сестрой. И тогда-то во сне он вспомнил и понял, что она на самом деле была, он забыл о сестре и обо всём на свете, когда решил, что он уже достаточно взрослый и может жить самостоятельно.
Проснулся Король с лицом мокрым от слёз, но то были очищающие слёзы, которые подобно горному ручью, что пробуждает природу к новой жизни, смыли с заскорузлой души мужчины всю тяжесть прожитых лет и вернули его в начало пути полного обещаний света и радости.
Радагаст смотрел на него приветливо и с таким выражением лица, будто знал заранее все его мысли и чувства. Торин даже взгляд отвёл, что с ним за последние двадцать лет ни разу не случалось, Король своими сапфировыми глазами мог кого хочешь переглядеть, а вот поди ж ты, обычный старичок оказался не так прост.
«Ты уже понимаешь, как будешь со мной расплачиваться?» - дружелюбно спросил хозяин избушки, попыхивая трубочкой. Гость, в принципе, был готов дать ногу на отсечение, что трубочка была набита отнюдь не табачком.
«Начинаю понимать» - сдержанно ответил Торин, на самом деле ни черта не понимая, но признаться в этом ему гордость и гонор не позволяли.
«Ну, вот и славно» - улыбнулся Радагаст: «Ты ведь не зря во сне всю ночь своих родных видел, возвращайся домой и не отрывайся от семьи – вот лучшая плата и для меня главная радость»
Совершенно ошалевший Король не стал долго задерживаться у гостеприимного деда, пообещал ему непременно вернуться в семью, с благодарностью принял мешок с провизией, который добрый старичок собрал ему в дорогу и отправился в долгое путешествие домой…
То самое путешествие оказалось не таким долгим, как он предполагал, спустя полтора года он оказался у дверей родного дома. Там его встретила измождённая горем и затаённой болью женщина, и в ней Король с трудом узнал мелкую девчонку-хохотушку, с которой делил детские игры. Выдавали Дис глаза, такие же, как у брата сапфировые, с гордым и прямым взглядом, да фамильная заколка, которой были небрежно заколоты две тяжёлые косы такие же, как у Торина иссиня-чёрные, и даже седина в причёске змеилась, похожая на торинову седину…
Она горько заплакала, припав к широкой груди брата, и поведала ему печальную историю о том, что происходило здесь, пока черти носили мужчину по необъятным просторам родины, а все домочадцы уж и не чаяли увидеть его в живых. Первым героически погиб дед, на их мирное поселение напала банда свирепых бандитов-головорезов, и все мужчины вступили в тот памятный день в страшную битву. Они защищали свой посёлок, своих женщин и свои семьи, кровавой и тяжёлой была та битва, мирные жители одержали победу, но горькой ценой досталась она. Деда обезглавили, и долго рыдала безутешная семья над его могилой. В тот же день исчез отец. Злые языки говорили, что он лишился рассудка и сбежал из поселения, сам не понимая, куда идёт и зачем, некоторые добавляли, что он вообще примкнул к бандитам, кто-то считал его героем, трагически погибшим в том бою, но было очевидно только одно: мужчина пропал без вести.
Словно проклятие какое висело над их родом, и спустя непродолжительное время Дис осталась совсем одна. Она пробовала разыскать брата, но понимала, что одна не сможет отправиться в опасное путешествие за ним, слишком страшно это было для одинокой женщины.
Торин опустился на колени, вымаливая прощения, и пообещал сестре, что теперь не уйдёт, теперь их жизнь наладится, и всё будет совсем по-другому. Гордый Король сдержал своё слово, он помог отремонтировать жильё, перебивался случайными заработками, но у них с Дис появились деньги, она стала не только хорошо питаться, отчего заметно похорошела, не только пропало вечное беспокойство из её взгляда, но стала следить за собой и нарядно одеваться, вспомнила, что она вообще-то красавица, и действительно, она расцвела и оказалась вдруг не замученной жизнью блёклой тёткой среднего возраста, а привлекательной достаточно молодой женщиной.
Как это всегда бывает неожиданно, нашёлся жених. Серьёзный работящий мужчина, которого все в их небольшом поселении знали и очень любили за добрый нрав, серьёзность и житейскую мудрость. Всё чаще он стал приходить к ним в дом и разговаривать с Дис долгими вечерами, всё задумчивее она становилась, когда он уходил, она вообще много стала думать о чём-то и, казалось, грустила.
Пришлось Торину откровенно и очень серьёзно поговорить с сестрой, и она призналась ему, что они с Дварфом любят друг друга, и он хочет сделать ей предложение, но его пригласили на очень выгодную работу, и мужчине вот-вот надо будет уехать в далёкий город, до которого из их поселения так просто не доберёшься, а она только обрела брата, только вспомнила, как же прекрасно, когда он живёт рядом, когда можно знать, что он здесь, жив и здоров и не тревожиться о нём, пропащим, беспутном, но всё же бесконечно любимом.
Король велел Дис не придумывать всяких глупостей и в выборе между любимым мужчиной и братом, конечно, остановиться на первом. А он больше не пропадёт, они ещё обязательно встретятся, всегда можно сесть на доброго коня и домчаться до любого города из любого поселения. Он даже письма писать обещал.
Вопрос был решён, и вскоре сыграли тихую и скромную свадьбу. Жених с невестой, вернее, теперь уже муж и жена смотрели друг на друга с такой любовью, что казалось, весь мир вокруг любовался их счастьем. Уехали они действительно очень быстро, Торин не успел даже толком попрощаться, но Дис взяла с него клятву, что он теперь будет счастливым и будет вести правильную жизнь.
Первое время Торин старался как мог. Он продолжал работать, накопленные деньги откладывал в тайничок, который искусно смастерил ещё их отец, и всё мечтал, как он приедет в тот дальний город и навестит сестру с мужем и как подарит их первенцу богатый и щедрый подарок, на который потратит все заработанные деньги. Он регулярно получал от сестры письма, перечитывал их по много раз, и тепло становилось на душе. От добрых новостей и историй, написанных мелким словно бисерным почерком. Старался не задерживаться с ответами, но рассказывать ему было особо не о чем, а жаловаться сестре, как он тоскует в одиночестве, как его жизнь постепенно теряет найденный было смысл – это ему снова гонор не позволял. Он изредка писал сестре короткие письма со скупыми сообщениями вроде: «всё хорошо», «старая вишня в саду неожиданно снова плодоносит, собрал богатый урожай», «отправляюсь в поход за счастьем»
Он действительно отправился в поход, всё-таки его старую натуру было не изменить, горбатого могла исправить только могила. Мужчине было тесно в небольшом тихом поселении, старый сад не радовал, и даже все вишни вместе взятые, не могли рассеять тоску, которая скапливалась у Торина в сердце. Чтобы найти себя, ему надо было найти приключения. И он смело ринулся им навстречу, вспомнил, позабытое было, прозвище Король, вспомнил лихую молодецкую удаль.
Скитался по всем дорогам и разбойничал, пил в неимоверных количествах и любил разных женщин. У него остался только один принцип: не убивать. Все остальные принципы и кредо куда-то исчезли. Не убивать, не потреблять наркоту и писать сестре добрые письма.
Убить кого-то он теперь просто не смог бы, не позволял мысль о странном проклятии, преследующем их род. С наркотой не складывалось, разные люди в разное время пытались угостить его из дружеских побуждений, пытались подсадить и сделать зависимым, но у него просто физически не получалось впустить в себя дурь ни в каком виде. Порошки, таблетки, героин в шприце, дурь в самокрутках, яркие марки на языке – ничего не работало: от любой самокрутки он заходился страшнейшим кашлем, казалось, выкашливал все свои внутренности, от попыток втянуть порошок ноздрёй, из носа немедленно шла кровь, иголка ломалась, не попадая в вену. Король вспоминал встреченного когда-то старичка Радагаста и всё думал, что это его работа. Письма для Дис он стал писать чаще и рассказывал в них больше. Иногда даже собственные рисунки вкладывал или какие-то засушенные цветы и листья причудливой формы. Он много где побывал, многое видел, общался с разными людьми, грабил путников на большой дороге и тут же просаживал все деньги на выпивку, дебоширил в каких-то кабаках и постоялых дворах, и вскоре уже дурная слава о Короле бежала впереди него.
Так бы он и прожигал свою жизнь, если бы не письмо, нагнавшее его в одном из переходов между городов. Он и сам не понял, как же оно достигло адресата, видимо, отправитель очень-очень-очень хотел, чтобы оно было доставлено по назначению.
«Торин, за все эти одиннадцать лет ты мог бы хоть раз навестить нашу семью. Дис ждала тебя всё время, а ты не приезжал. Но она оправдывала тебя, прощала и заставляла меня прощать. Теперь всё это неважно, вторые роды были слишком тяжёлые, сильно подорвали её здоровье, и теперь добивает лихорадка. Дис при смерти. Приезжай, может, успеешь проститься.»
Одиннадцать лет прошло, ошалело сообразил Торин.. Одиннадцать лет, а он и не заметил этого в пьяном угаре, он так и не навестил сестру, так и не увидел их первенца, не подарил малышу подарка…
Король сорвался в путь, все боги благоволили ему, и дорога была лёгкой, он в очень маленькие сроки достиг города, где проживала семья сестры. Дом отыскался без труда, Торин хорошо знал адрес, ещё бы, столько писем туда отправил.
Как и одиннадцать лет назад в потерянном семейном доме его встретила женщина. Едва живая, больше похожая на бледную тень, и Король отстранено подумал, в чём же там дух-то держится. Мысленно надавал себе оплеух и понял всё-таки, что это его родная сестра, и какая теперь разница, если она умирает.
«Я читала все-все твои письма, мой дорогой» - слабо прошелестела она: «Я так рада, что у тебя всё хорошо. И эти дивные красивые цветы, я храню их, Торин.» Страшно закашлялась, отплёвывая кровь, и с трудом продолжила: «Позаботься о детях, они остались одни, мужа неделю назад ограбили и убили. Я умираю, Торин, но ты живи, живи ради мальчиков.»
Это были её последние слова, Дис не успела даже попрощаться с детьми, и брату пришлось самому разбираться со всеми свалившимися проблемами. Устроить приличные похороны, чтобы всё было по-людски, продать дом и раздать все долги, объяснить мальчикам, что теперь всё изменилось, родителей нет, им придётся жить с ним. Фили и Кили не произвели на него никакого впечатления. Золотоволосый, хорошенький как картинка из книжки про принцесс старший, и черноволосый младший, похожий на взъерошенного напуганного воронёнка – Король был откровенно огорчён увиденным.
Часть вторая. Моя семья и другие звери.
Ещё сильнее он огорчился, когда понял, что дети не то, что умом не блещут, а ума того самого у них, кажется, и нет вовсе. Фили разговаривал с трудом, причём говорил-то он, вроде бы, и чисто, дикция и артикуляция была качественной, но каждое слово из него приходилось буквально клещами вытягивать. На все вопросы он отвечал односложно, на попытки заговорить с ним впадал в ступор, смотрел удивлённо, а потом начинал что-то говорить, старательно подбирая слова - дяде каждый раз казалось, что мальчик цветные бусинки на нитку нанизывает, а нитка рвётся, бусины соскакивают. Но с этим было легче, этот хотя бы говорил, а Кили просто молчал, смотрел исподлобья волком, Король ни разу не видел, чтобы он улыбнулся.
Им предстояла долгая дорога домой. Торин решил окончательно обосноваться в старом отцовском доме, завязать с алкоголем и кутежом, найти постоянную работу и воспитывать племянников. В меру своих сил, конечно, здесь он не строил никаких иллюзий.
В пути, да и по прибытию уже домой их ждало множество трудностей, часть из которых Торин устраивал себе сам. Иногда по причине незнания матчасти, иногда по общей беспечности. Началось с банального: чем кормить детей. Кусок хорошо прожаренного мяса и кружка доброго пива – Король всегда считал это лучшей едой, думал, что и мальчики оценят. У него хватило ума не давать детям пива, но вот догадаться, что было бы здорово напоить их молоком или соком он не сумел, а потому братьям пришлось довольствоваться водой из ближайшей речки, и надо сказать, её вид внушал серьёзные опасения. А вот мясом он накормил их щедро, дети были в восторге, а потом устроили дядюшке весёлую ночь, мучаясь болью в животиках. В дальнейшем они разобрались с проблемами питания, Торин вспомнил молодость, умение очаровать любую женщину и достаточно быстро получил множество советов о том, чем и как правильно кормить малышей. Были проблемы и посложнее, к которым Король абсолютно не был готов. Он и правда не знал, что дети не могут, как это делают взрослые, контролировать проблему с посещением туалета, ему не приходило в голову, что ребёнок может захотеть писать в самый неподходящий момент, и хорошо ещё, если малыш как-то сообщит об этом и можно успеть снять его штанишки и проделать прочие необходимые манипуляции, но, бывало, что детям не приходило в голову сообщать, и дяде приходилось снимать с мальчиков одёжку, неумело застирывать, искать сухую замену – одним словом, приятного во всём этом было мало. Когда дети заболевали, он понятия не имел, как их лечить, что делать и куда бежать. Торин был далёк от медицины, с потребностями своего личного организма справляться умел, знал, что если начнёт хворать, надо просто выпить на ночь стакан спирта с молотым перцем и закутаться в одеяло, все хвори пропадали мгновенно. Но что делать с детьми? Король чувствовал себя большой и бестолковой собакой, ходил печальными кругами около больного ребёнка и едва ли не выл от безысходности. Потом снова советами и делами помогали сердобольные женщины. Торин понял, насколько ему повезло с соседями, даже научился это ценить и как-то криво-косо, но всё же выражать благодарность. Вообще его жизнь, сделав очередной заковыристый виток, начинала как-то налаживаться.
Устроился работать плотником, стал брать заказы на дом, и дело пошло очень удачно. Его изделия нравились людям, вскоре он уже не нуждался ни в какой рекламе, каждая собака в их поселении знала Торина-Короля. Он никому не распространялся о своём прозвище, здесь его снова люди сами так прозвали. Пряма спина, царственная осанка, надменный взгляд, печать пережитых страданий, горькие морщины в углах губ и глаз – всё это продолжало делать своё дело и работать на определённый имидж.
Фили немного помогал ему в работе, подавал чурбачки и деревяшки, собирал и выносил мусор, подавал инструменты, а после работы собирал их по мастерской. Кили был ещё слишком мал, но он тоже большую часть времени проводил в мастерской вместе с дядей и братом, ползал по полу среди стружек, играл с чурбачками, сосредоточенно выкладывал из опилок какие-то странные, ему одному ведомые картины.
В принципе, Торина устраивало такое положение вещей, мальчишки рядом и под присмотром, делом занимаются, да и обучаются кое-чему, плотниками, конечно, не станут, способностей нет, но хоть что-то об этой жизни узнают. Но в то же время он понимал, что делает что-то не так. Детям необходимо учиться, с ними надо заниматься, их надо развивать. А то шутка ли, несколько лет прошло, а Фили по-прежнему разговаривает очень мало и неохотно, все попытки научить его читать оборачиваются полным провалом, с цифрами тоже как-то не складывается. А Кили и того хуже, до сих пор не заговорил, до сих пор косится волком. Торин помнил, как к его возрасту и он сам, и Дис уже болтали так, что не остановить было.
Ещё его немного беспокоил вопрос гардероба племянников. То есть, поначалу его это не волновало, на первых порах он был доволен и счастлив, если знал, что дети одеты-обуты и одеты в сухое. Со временем он даже научился контролировать, чтобы это сухое было ещё и достаточно чистым, не замызганным. Кто бы мог подумать, но оказалось, что дети растут и вытягиваются очень быстро, и одёжки на них не запастись. Король никогда не попадал в нужный размер, и мальчишки ходили то в чересчур узких нарядах, штанины и рукава были слишком коротки, то наоборот, одежда висела на них мешками. Было время, когда Торина это порядком нервировало и раздражало, но потом он увидел, что детям это не доставляет никакого беспокойства, и сам решил последовать их примеру и не париться по мелочам. Так что одевал он племянников во что придётся, но мальчики не особо возражали. Он заметил только, что Кили любит яркие кричащие цвета и позволял ему одеваться по вкусу, и мелкий нередко щеголял яркой жёлтой майкой, поверх которой надевал красную куртку и всё это вместе с чёрными спортивными штанами. Торин решил, что раз ребёнку так нравится, пусть так будет, в конце концов, мальчик не столетний мрачный дед и может себе такое позволить.
По совету всё тех же сердобольных кумушек дядя попробовал найти детям няню. Но и здесь не сложилось. То предлагаемая кандидатура не нравилась детям, то самому Торину, то дети категорически не устраивали няню. Слишком шумные, слишком тихие, слишком бестолковые, слишком себе на уме, слишком чумазые, слишком чистоплюи – Король узнал очень много нового о своих племянниках, не понимал, чему верить, но знал только одно: правильную няню они, видимо, уже не найдут.
Единственное, что как-то сблизило Торина и детей – чтение вслух по вечерам. Он привык читать мальчишкам, вспомнил много того, чего позабыл из детства, да и сам узнал много нового. Особенно дети полюбили две книжки. Фили неизменно просил почитать ему «Семь подземных королей», а Кили выдавливал подобие улыбки, когда дядя читал «Урфин Джус и его деревянные солдаты». Торину казалось, что эти книги он же наизусть знает, а дети слушали с неослабевающим вниманием. Старшенький особенно любил описание королей и права наследования, а мелкий приходил в восторг от дуболомов, он переставал хмуриться при упоминании армии.
Однажды ему показалось, что они нашли подходящую няню. Пожилая женщина с добрыми глазами и уютными морщинками сразу понравилась Торину, дети, кажется, тоже не выражали недовольства. Король попробовал оставить её на испытательный срок, с лёгким сердцем ушёл на весь день на базар (давно уже надо было пополнить запас продуктов), потом зашёл в кабак, пропустил пару кружек пива, за разговором с соседями выкурил трубочку доброго табака, без дела пошлялся по родному поселению, вглядываясь в лица и какие-то новые постройки. Жизнь шла, разгонялась, неслась вперёд, подобно доброму скакуну, а Король, кажется, снова не успевал это заметить.
Под вечер он вернулся домой и нашёл там рассерженную фурию, которая сердито сказала, что не собирается иметь дело с умственно отсталыми детьми, да ещё и такими упрямыми, которых не переубедить. Торин был удивлён, как эта милая пожилая тётечка сумела превратиться в такую шипящую гюрзу, что должны были натворить мальчишки. Оказалось, что они не захотели слушать «Карлсона». Нет, пожалуй, начать надо не с этого, всё шло хорошо, няня и мальчики в общем-то даже понравились друг другу, они играли, гуляли около дома, вместе кушали похлёбку, и женщине даже удалось научить их мыть за собой миски. Потом она решила уложить детей поспать, они не возражали, видимо, нагулялись, получили много новых впечатлений, устали. Как всякая порядочная няня, женщина хотела почитать мальчикам книжку, чтобы им было интереснее, да и, чтобы уснули быстрее. Но книжка детям категорически не понравилась, они не захотели ничего слушать и даже демонстративно стали закрывать уши своими маленькими кулачками. В ответ на попытки понять, почему такое неприятие, Кили разревелся и залез под стол, только зыркал оттуда злобно своими чёрными глазищами, а Фили, запинаясь через слово, выдавил: «Потому что так нельзя, неправильно и не бывает» и полез под стол к брату. Так они там и сидели, вылезать не собирались, а она, между прочим, почтенная няня, а не укротитель диких зверьков.
На том и распрощались. Торин предельно вежливо проводил пожилую даму к выходу, закрыл за ней дверь и устало сказал мальчишкам: «Ладно уже, вылезайте. Не бывает и нельзя, значит, не будет». Ему совсем не хотелось ругаться, во-первых, настроение было хорошее, и жалко было бы его портить ссорами и дрязгами, во-вторых, он чувствовал, что дети здесь в чём-то правы. Не понимал и не мог сформулировать в чём, но было у него такое стойкое ощущение.
Братья, в общем-то, охотно вылезли из-под стола и вдруг проделали абсолютно странную вещь, подошли к дяде, крепко обняли его с двух сторон, уткнулись в него головёнками. Король ошарашено помолчал, погладил золотую и чёрную макушку и, расчувствовавшись, даже чмокнул детей.
Удивительный получился вечер. Удивительный и добрый. Семейный.
А потом ещё случай был, тоже примечательный, Торин запомнил. Осенним промозглым вечером он шёл с мальчишками домой, Фили сосредоточенно вертел в руках зонт, это был дядин зонт и маленькому мальчику явно не по росту. Они остановились под каким-то фонарём, Фили наклонился к мелкому, заботливо поправил его синий шарфик, затянул потуже. Тот в ответ покосился сердито, а старший успокаивающе взъерошил ладонью чёрные патлы брата. Не было в этом ничего не обычного, но Торин краем глаза заметил невысокого человека, который, прихрамывая, проходил мимо. Прохожий во все глаза уставился на мальчиков, вздрогнул, как от удара, оценивающим взглядом окинул зонтик, хмурое лицо Кили и напыщенную серьёзность старшего, побледнел, как полотно и перешёл на другую сторону улицы.
Наверное, Король забыл бы об этом незначительном эпизоде, если бы на следующий день снова не столкнулся с тем человеком. Русоволосый и лохматый, он улыбался кривоватой улыбкой и бодро постукивая тростью, шёл в сторону конторы с горделивой табличкой на двери: «Бонд. Брук. Бонд». В конторе этой служил некий Ричард Брук, обещавший гражданам решить любую их проблему. Ну, или хотя бы проконсультировать, как её решать.
Честное слово, Торин не собирался подслушивать, просто, невзирая на осеннюю промозглость, окно было открыто. И говорили в комнате слишком громко.
«Пожалуйста, сделай с этим что-нибудь» - попросил нервный голос, и Король догадался, что это, должно быть, тот загадочный мужчина.
«Ну, я могу устранить твою проблему» - хихикая, ответил другой голос, слащавый, Торину не понравился. «Могу убрать братьев, раз они тебе мешают».
«Нет» - в голосе посетителя проскользнул ужас – «Это дети, и они ни в чём не виноваты. Лучше убери меня куда-нибудь».
«Как скажешь, сладкий» - отозвался Брук – «Афганистан или Ирак?»
«Да куда угодно, только подальше от них. Сволочь ты всё-таки».
Больше Торин слушать не стал. Он просто жил в напряжении последующие несколько дней, переживал за мальчишек, пытаясь закрыть их от неведомой ему опасности. А потом резко успокоился, отпустило. Не было больше опасности. И того русого человека не было, может, его и правда куда-то убрали.
Переживания отступили, и на первый план снова вышли мысли о том, почему Кили до сих пор не разговаривает.
Времена года сменялись строго по расписанию, и вот подошло очередное лето. Мальчики много времени проводили на улице, они постоянно играли вместе, гуляли, крепко держась за руки и, кажется, совсем не чувствовали потребности знакомиться с кем-то ещё, они не пытались играть с другими детьми, братьям вполне хватало друг друга. До определённого момента, который многое изменил. Во-первых, дядя с племянниками наконец-то сблизились по-настоящему и полностью признали себя семьёй. Во-вторых, у мальчишек появился верный друг, а Торин пересмотрел своё отношение к гламурным блондинкам.
Началось всё, как это часто бывает с конфликта. На самом деле некрасивого и неприятного конфликта.
Летом на главной площади обычно происходило нечто, подозрительно похожее на ярмарку. Можно было что-то продать, можно было что-то купить, можно было людей посмотреть и себя показать. Одежда, поделки, игрушки, шашлыки и эль, а для детей холодный квас и леденцы на палочках – всё это можно было в больших количествах увидеть на лотках. Предприимчивые хозяева трактиров выставляли несколько столов и лавок на улицу, и потенциальные посетители издалека обращали внимание на приготовленную для них вкуснятину, следовательно, было больше таких посетителей, больше была и выручка.
В один из солнечных летних деньков Король решил устроить себе отдых и неспешно прогуляться с племянниками. Они долго и много ходили пешком, мальчишки несколько раз залезали на деревья, Торин стоял снизу и страховал, потом пошли толкаться на площадь. Разглядывали товары, примерялись к ценам на игрушки, купили леденцы на палочках и с удовольствием съели, а потом усталые, но довольные подошли к одному из трактиров и собирались сесть за стол, стоящий на улице. Кили дал понять, что хочет есть. Король подозвал трактирщика, спросил, чем тот может порадовать малышей в гастрономическом плане, и тут в их разговор вмешался третий, как водится, лишний.
«Пусть этот маленький заморыш подойдёт и поест у меня, я угощаю» - манерно растягивая гласные, сказал сидящий за столом длинноволосый блондин и царственно повёл рукой: «Если ребёнка не кормят, я могу это исправить».
Торин побледнел, сжал кулаки, но постарался сдержаться и ответил на удивление спокойно: «Спасибо, но мой мальчик сыт»
«Да пусть не ссыт, пусть подойдёт» - ухмыльнулся этот мерзкий тип. «Он же у тебя, папаша, такой неухоженный, такой нелепый, ещё и голодный, пожалел бы ребёнка»
Король в два прыжка оказался возле сидящего мужчины, занёс кулак, чтобы двинуть тому в челюсть и вдруг услышал звонкий детский голосок: «Дядя нас учит, что не всякое оценочное суждение должно служить модификатором поведения».
Обернулся потрясённый и увидел Кили, который крепко держался за руку Фили и белозубо улыбался. Нехорошо так улыбался, даже Торину стало страшно.
«Оставь его, дядя» - спокойно сказал Фили, погладил мелкого по голове и устало вздохнул: «Пойдём домой. Надо Кили покормить, а ещё у нас дома молоко закончилось, и сыр тоже скоро закончится, купим по пути».
Мальчики снова подошли к Торину, обняли его с двух сторон, а потом взяли за руки и потянули к выходу. Король послушно позволил повести себя домой, блондин остался сидеть за столом, растерянно глядя в одну точку перед собой, и никто не обратил внимания на такого же блондинистого парнишку, который наблюдал всю эту сцену с весёлым недоумением, а когда Король и племянники ушли, громко вздохнул им вслед.
Обалдевший Торин покорно зашёл в лавку, купил молока и сыра, дома аккуратно положил покупки на стол, помог детям снять лёгкие курточки, уселся на табурет, раскурил трубку и строго спросил племянников: «Ну, и как это понимать?»
«А что понимать?» - пожал плечами Фили. «Молоко и сыр заканчивались, а мы вот купили теперь».
«Ладно. Купили» - не стал спорить Король. «Ну, тут я ещё могу согласиться, но, Кили, почему ты раньше молчал?»
«Так ведь всё хорошо было» - копируя брата, пожал плечами мелкий. «Тебя никто не обижал». И вдруг улыбнулся, но не так, как возле трактира, не оскалился страшно, а широко и радостно улыбнулся. Подбежал к дяде, обнял его, зарылся головой ему под мышку и захихикал тихонько. Торин прижал к себе смеющегося малыша, погладил его по спинке и понял, что он самый счастливый человек на свете.
С того момента Кили начал радостно улыбаться и болтать без остановки. Прошло всего несколько дней, а Король уже в притворном ужасе махал руками и шутливо просил племянника хотя бы немного помолчать. Но сам он был счастлив, с улыбкой слушал болтовню мальчишек и понимал, что жизнь налаживается, налаживается, налаживается и скоро случится счастье.
Он попробовал снова найти мальчикам няню, только приказал им строго-настрого не дразнить больше женщин, не притворяться дурачками и особенно строго велел Фили на вопрос: «Как тебя зовут, малыш?» не отвечать: «Утибоземой» Теперь-то дядюшка вспомнил все жалобы на мальчиков и мысленно восхитился тому артистизму, с которым маленькие паразиты доводили окружающих.
Оставалось прояснить только один вопрос. Впрочем, Торин уже начинал догадываться. «Почему вы не захотели слушать про Карлсона?» - с любопытством спросил он, и получил вполне исчерпывающий ответ: «Малыш говорит, что он совсем один и у него никого нет. Но у него же есть брат». В общем-то Король ожидал чего-то подобного.
На объявление откликнулась молодая женщина, которая сразу понравилась Торину и мальчикам. Хорошенькая, похожая на куколку, с очаровательным носиком и смоляными кудрями. В руках она держала сумку и зонт. Няня внимательно осмотрела мальчишек, сморщила свой хорошенький носик и сказала: «Фр-р»
«Морской лев» - засмеялся Кили, старший посмотрел на него укоряюще, Король помрачнел, испугался, что девушка не захочет с ними разговаривать, но та снова сказала: «Фр-р», потом наклонилась к Фили, поправила ему галстучек, который мальчик повязал ради торжественного случая, ещё больше растрепала лохмы мелкого и, обернувшись к Торину, доверительно сообщила: «им не нужна няня, главное, чтобы дети не забывали про семью. Тогда всё будет хорошо.» Как взрослому пожала Фили руку, протянула ему свой зонтик и, улыбнувшись сказала: «Возьми на память и никогда с ним не расставайся, когда-нибудь он тебе пригодится». Улыбнулась всем напоследок и, цокая каблучками, покинула их дом.
«Не огорчайся, дядя» - усмехнулся Фили: «Вот исполнится мне одиннадцать лет, пойду в школу учиться. И ты со мной иди, преподавателем ОБЖ, например». Тори передёрнулся, но тоже хмыкнул и ехидно ответил: «Лучше буду преподавать химию».
Король и племянники веселились и радовались, что наконец-то обрели друг друга и, что не менее важно, себя. И никто из них не знал, что на другом краю поселения в богатом особняке тоскует белокурый мальчик, отец которого обидел гордого Торина с детьми. Мальчик, который хотел подружиться с братьями. Мальчик, который хотел объяснить Королю, что его отец совсем не плохой, просто его снова неправильно поняли.
В особняке было тихо и грустно, приставленные к мальчику семь нянек никак не могли его развеселить, а он понимал, что уже не маленький и не нуждается в услугах няни, понимал, что он мужчина и наследник своего отца, что ему уже хорошо бы отправиться в какое-нибудь приключение, иначе так и просидит всю жизнь при папе, но боялся высказать это вслух. У него не было матери, и он был единственным утешением отца, его опорой и надеждой. Почтительный сын боялся огорчать родителя непослушанием или своеволием и потому не делал и шагу без разрешения несколько деспотичного папеньки.
Но познакомиться с теми мальчиками ему очень хотелось. Смешно и должно быть странно, они ведь совсем мелкие, а так его зацепили, ему казалось, что с ними не могло возникнуть проблем в общении, и он легко нашёл бы с ними общий язык.
«Ну что, Леголаска, тоскуешь?» - услышал он участливый вопрос и вздрогнул от неожиданности. Сколько лет он знает Алекса, а всё не привык к его манере бесшумно появляться из-за плеча. И всё удивляется как такой громила-телохранитель, прозванный за свой немалый рост и удаль молодецкую Лосём, умудряется действовать так тихо.
«Да ничего, Алекс, всё хорошо» - грустно улыбнулся паренёк.
«Я знаю, где они живут» - усмехнулся мужчина: «И на твоём месте я бы попробовал с ними познакомиться. За ратушей, потом несколько дворов налево, в Ткачьем тупике».
Алекса не дослушали, пока он заканчивал свою тираду, мальчишки и след простыл. Лось довольно усмехнулся, ему давно было жалко маленького наследника, который изнывал от скуки и осознания чувства долга. Теперь, может, мальчишка хоть станет похож на нормального ребёнка.
Леголас добежал до указанного тупика и остановился в растерянности. Вот двор, дома, люди. А где живут мальчишки с дядей и как их зовут?
«Эй!» - на пробу крикнул он, но никто не отозвался. «Эй, Лёлек и Болек, выходите играть!»
В одном из домов моментально распахнулось окно, и в нём появились две мальчишеские физиономии.
«Чип и Дейл» - ответил мелкий и широко улыбнулся. Старший для солидности отвесил брату лёгкий подзатыльник, но предложил свой вариант: «Фред и Джордж».
«Ромул и Рем» - хохотнул младший, и понеслось.
- Локи и Тор.
- Кржмелик и Вахмурка.
- Сэм и Дин.
- Том и Сид.
- Николка и Алексей.
- Майкрофт и Шерлок.
- Оин и Глоин.
- Сид и Нэнси.
- Дин и Эйдан.
- Каин и Авель, – выпалил младший, получил леща уже от дядюшки и обиженно потёр макушку. Торин наполовину высунулся из окна, пристально посмотрел на мальчика, решил для себя что-то и с показной строгостью сказал: «Забирай уже этих Чука и Гека и идите гулять. Но, чтобы к ужину были дома».
Мальчики играли вместе весь долгий день до самого вечера. Они успели переговорить о множестве вещей, Леголас рассказал им, что в его школе организовали кружок «Лесные братья», и он теперь учится стрелять из лука и арбалета, распознавать следы животных, готовить на костре в походных условиях. Обещал научить малышей кричать филином и сычом и распознавать ядовитые грибы. Его совсем не смущала их разница в возрасте, мальчикам было вместе интересно.
Вечером Торин позвал их домой, и они все вместе ужинали, продолжая весело разговаривать даже за столом во время еды. Кроме всего прочего Леголас попросил у Торина прощения за неприятный инцидент в трактире, объяснил, что его отец вовсе не хотел никого обидеть. На самом деле им двигали самые лучшие чувства, просто он так много занимается делами, ведёт переговоры, изворачивается и привык постоянно ожидать подножки и тычка в спину, что разучился разговаривать с людьми. А ещё он помогал сыну, в том кружке лесных братьев всем участникам надо было делать добрые дела, и Леголас почти выполнил положенную норму, но ему немного не хватало. Трандуил хотел просто помочь, а оно вот как обернулось. Торин добродушно хмыкнул и подтвердил, что аргумент помощи любимому сыну действительно невозможно оспаривать.
«А почему добрых дел не хватало?» - участливо спросил Кили: «Старушек через дорогу переводил?»
Юный лесной брат кивком подтвердил, что да, переводил.
«А им, наверное, туда не надо было, поэтому дело и не считалось» - прыснул Кили и ловко увернулся от очередного подзатыльника. Леголас мягко улыбнулся в ответ, он понял, что его в этом доме обижать не будут.
Уже совсем поздним вечером Торин с племянниками проводили мальчика до дома, и малыши долго обнимали его на прощание, требуя обещания встретиться снова.
В особняке его ждал Трандуил с абсолютно нечитаемым выражения лица, и все семь нянек, которые заохали-заахали, увидев вернувшегося подопечного.
«Не должно молодому наследнику ходить одному так далеко, тем более не должно ходить весь день голодным» - запричитала самая старшая, мальчик вежливо переждал град эмоций и спокойно ответил: «Няня, я у них поел».
Трандуил, который никогда не был дураком, лихо перевёл в мозгу эту анаграмму, несолидно хмыкнул и царственным жестом попросил всех посторонних покинуть помещение, оставить их с сыном с глазу на глаз.
«Я вижу, ты уже вырос, сынок» - задумчиво обратился он к Леголасу: «И сам можешь выбирать с кем тебе дружить. Что же, будь по твоему, мне нравится твой выбор».
Мальчик широко улыбнулся, пробормотал: «Папа, я спел тебе об этом целую песенку», крепко обнял отца и уткнулся головой ему под мышку, как когда-то в детстве. Потом они долго разговаривали, Леголас с восторгом рассказывал про своих новых друзей, а Трандуил забыл на время все свои важные дела и полностью погрузился в дела и переживания своего единственного сына.
Теперь и Торин, и Трандуил были спокойны за своих детей, мальчишки очень много времени проводили вместе, играли, гуляли, учились распознавать следы животных, приволокли в дом ёжика, и он жил у них по очереди.
А потом Торин познакомился с Алексом-Лосём. Оба мужчины неимоверно прониклись друг другом, признав равного по силе.
продолжение в комментах
@темы: хоббит, буквы, с которыми я играю, ВК и хоббит
-
-
12.03.2013 в 18:20В парке было ожидаемо немноголюдно. Король метался по пустынным дорожкам и понимал, что начинает паниковать. Себе под нос он уже бормотал всяческие угрозы, обещавшие заигравшимся паразитам самые страшные кары. Вдруг будто из ниоткуда перед ним вырос здоровенный мужчина, хмуро посмотрел на Торина и развязно сказал: «Тише, папаша, всё под контролем, дети играют». Дядюшка в ответ злобно посмотрел на нежданное явление и сердито ответил: «Я не папаша вовсе». Лось, который сопровождал Трандуила на разные светские тусовки, привык ко всему и насмотрелся на множество моделей общества, растерянно развёл руками и вежливо извинился: «Ну, мамаша. И когда же я вас, пидарасов научусь различать?»
Ему тут же прилетело в нос, и он ошарашено сказал: «Извини, мужик, ошибся». В тот день Трандуил и Леголас впервые увидели Алекса пьяным, он приполз на рогах, причём не сам, а дотащил его сердобольный Торин, с которым мужчина и квасил весь вечер, предусмотрительно забрав детей из парка и убедившись, что все трое целы и живы-здоровы.
На следующее утро Лось протрезвел, долго и с восторгом рассказывал всем желающим его слушать, какой брутальный и суровый мужик Торин, по прозвищу Король, а к обеду оклемался окончательно, достал из сундука плащ богатого шитья и подбитый мехом, который был узок ему в плечах, и который он очень любил, но сам не мог носить. Подарил этот плащ Торину и, пряча за насмешкой серьёзное уважение, сказал, что вот теперь мужчина совсем похож на настоящего Короля, такому он бы присягнул.
Торин усмехнулся, достал из кармана карту и показал Алексу. «Далеко на востоке стоит одинокая гора» - торжественно начал он. Но это уже совсем другая история…
-
-
14.03.2013 в 22:54сама не читала, но:
sherlockbbc.diary.ru/p186264455.htm