"у кого-то богатый внутренний мир, а у меня богатая внутренняя война"
сижу и медленно или даже не медленно деградирую и разлагаюсь на работе
а мне надо писать диплом, а мне надо записать свои рассказки, которые толпятся в голове и даже немного мешают от того, что я их всё ещё не записала и никому не рассказала, а мне надо делать флюорографию, а мне надо купить титановую серёжку и вставить в ухо вместо большой штанги
а мне ещё много чего надо, но сейчас я ещё и пообедала, и мне совсем лень
поэтому вот вам пока не моё, а гениальное
(рылась по закромам ХА)
мисси же гений, ну
Юстас – Алексу…
Перо скрипит, на бумагу ложатся ровные строчки: его почерк – это еще один предмет гордости, ровные, чуть наклонные буквы с неуловимым налетом готичности. В ответ ему достанутся прыгающее, торопящиеся куда-то буквы-лягушонки, то с острыми уголками, то округло-мягкие, то устойчивые, то словно падающие на соседей. Впрочем - он не может этого не признать - при общем взгляде на страницу не возникнет ощущения пестроты, текст выглядит монолитно и единообразно ровно настолько, чтобы не скатиться в занудные прописи, но и не быть раздраем несостоявшейся личности. Да и какая, на самом деле, разница. Главное ведь не это…
Письмо 1.
Ты спрашиваешь, почему в мире так много зла и несправедливости? Право слово, я с наивностью, недостойной декана Слизерина, полагал, что ты все же оставил эти вопросы в коридорах третьего курса, вместе со своими ошибками в Перечном зелье. Но, видимо, ты предпочитаешь носить их с собой, подобно неудачам в заклинаниях нападения. В конце концов, это твой выбор. Да-да, твой, замечу, добровольный выбор – и отказ от умения нападать, и вечные страдания по вселенным в капле росы. В этом я не могу тебе помочь. Даже если бы и хотел.
Письмо 1 – ответ.
Дорогой мой Профессор (и прекратите корить меня за привычку восторженно прописывать заглавную букву, я даже вслух всегда произношу ваше звание только так, с прописной), это прекрасно! Спасибо вам за этот ответ, он все расставил на свои места. Конечно, ведь это так просто – осознанный выбор добра и сострадания. Ведь я должен был понять это раньше, еще когда нам пытались вдолбить латинские премудрости того самого третьего курса. Но даже университетского курса латыни мне, почему-то, не хватило для понимания таких элементарных вещей, а ведь в этом языке заложено всё. Кроме, конечно, сонетов Шекспира – о, так и вижу, как вы сейчас нервно вздергиваете бровь! Обещаю, что при следующей встрече я снова вам что-нибудь прочитаю, на этот раз так, чтобы вы обязательно почувствовали всю красоту и мощь этого бесконечно прекрасного стиха. Кстати, когда вы снова собираетесь в Лондон?
Письмо 8.
Нет, нет и еще раз нет. Я категорически против того, чтобы ты снова использовал Бодрящее зелье. В конце концов, в этом месяце ты и без того уже исчерпал свою норму. Я догадываюсь, что ты начнешь рассказывать о том, как тебе не хватает часов в сутках, но могу только порекомендовать меньше перечитывать вирши своего любимого стратстфордского бумагомарателя. И я не собираюсь отправляться в Визенгамот за нарушение всех прав и устоев этики медицины и зельеварения только потому, что какому-то мальчишке втемяшилось в голову успевать как можно больше за один оборот планеты. Даже не думай.
Письмо 11 - ответ.
Дорогой мой Профессор, неужели вы думали, что я не замечу вас даже на самом заднем ряду балкона?! Но почему, почему вы не подошли ко мне после, ведь я так давно не видел вас! Поверьте, эта встреча взбодрила бы меня куда больше любых зелий (за это отдельное спасибо, без них я совершенно точно ничего не успел бы).
Я неимоверно рад (не будь вы слишком строги по этому поводу, я, не задумываясь, вписал бы здесь слово «счастлив», но вы слишком тяжело воспринимаете такие заявления), что мне удалось заставить вас взглянуть на Шекспира чуть благосклоннее, чем раньше. Уже ради одного этого стоило бы идти в актеры! Вы пишете, что вам понравилась моя игра, что вы поверили происходящему – а что может быть ценнее, чем такая похвала от вас. Поверьте, я понимаю всю ответственность всех тех смыслов, которые я вкладываю в эти слова.
Особенно меня радует, что я, однажды дав себе слово никогда, ни при каких обстоятельствах не пользоваться на театральных подмостках магией, сумел так завладеть вашим вниманием, заставил так поверить в страдания и переживания моего персонажа. Не упущу возможности лишний раз подчеркнуть, что дело не только во мне, но и в авторе пьесы, я не могу удержаться от этой шпильки, простите, дорогой Профессор!
Обещайте мне, что в следующий раз обязательно меня дождетесь. Вы слишком редко выбираетесь в Лондон, чтобы сбегать, не повидавшись со мной.
Письмо 21.
Не могу не признать, что все твои находки и наблюдения (включая цвет волос) – несомненная и неоспоримая удача, но предоставляю тебе право самому разбираться с Люциусом, который решил, что ты недостаточно аристократично (он выразился иначе – «недостаточно злодейски», а остальные его высказывания я опущу из соображений цензуры) носишь трость. Ты давно сетовал, что крайне редко видишься с мистером Малфоем – в ближайшую субботу мы будем в твоем полном распоряжении весь вечер.
P.S. Хочу заметить, что я не согласен с оценкой мистера Малфоя (хотя, конечно, ему виднее). Особенно в сцене с охранником злодейства предостаточно. Полагаю, что Люци просто завидует твоему великолепному замаху, хоть и прошипел по этому поводу сквозь зубы, что «сразу видна привычка играть в этот ваш дурацкий настольный теннис».
P.P.S. Даже Минерва, которая никогда раньше не была замечена в склонности к маггловскому кино, подошла ко мне вчера вечером со словами «Я по-прежнему считаю, что в его случае Шляпа ошиблась, но нельзя не признать, что Слизерин дал ему очень много».
P.P.P.S. В конце концов!!! Том, ты действительно ошеломляюще, неимоверно великолепен! Думаю, если бы настоящий Локи имел хотя бы одну сотую часть твоего шарма, обаяния и, одновременно, мрачности, никакой Асгард не устоял бы. И еще одно: Шляпа никогда не ошибается.
Оттиск торопливой записки, едва видный поверх письма
Люци, от того, что ты будешь ныть, суббота быстрее не наступит. Советую тебе пока на досуге задуматься о том, что мягкотелость и сиропообразность далеко не всегда тождественны той доброте, умению сострадать и внутренней не только несгибаемой твердости, но и радости (сказал бы святости, да самого с души заворотило от патоки), которая всегда, с самого первого курса была присуща Тому. И которую вы все предпочитали считать всего лишь ошибкой старого куска фетра, не замечая, что именно этих качеств так не хватало факультету уже много веков. А ведь когда-то они были ему весьма присущи.
а мне надо писать диплом, а мне надо записать свои рассказки, которые толпятся в голове и даже немного мешают от того, что я их всё ещё не записала и никому не рассказала, а мне надо делать флюорографию, а мне надо купить титановую серёжку и вставить в ухо вместо большой штанги
а мне ещё много чего надо, но сейчас я ещё и пообедала, и мне совсем лень
поэтому вот вам пока не моё, а гениальное
(рылась по закромам ХА)
мисси же гений, ну
Юстас – Алексу…
Перо скрипит, на бумагу ложатся ровные строчки: его почерк – это еще один предмет гордости, ровные, чуть наклонные буквы с неуловимым налетом готичности. В ответ ему достанутся прыгающее, торопящиеся куда-то буквы-лягушонки, то с острыми уголками, то округло-мягкие, то устойчивые, то словно падающие на соседей. Впрочем - он не может этого не признать - при общем взгляде на страницу не возникнет ощущения пестроты, текст выглядит монолитно и единообразно ровно настолько, чтобы не скатиться в занудные прописи, но и не быть раздраем несостоявшейся личности. Да и какая, на самом деле, разница. Главное ведь не это…
Письмо 1.
Ты спрашиваешь, почему в мире так много зла и несправедливости? Право слово, я с наивностью, недостойной декана Слизерина, полагал, что ты все же оставил эти вопросы в коридорах третьего курса, вместе со своими ошибками в Перечном зелье. Но, видимо, ты предпочитаешь носить их с собой, подобно неудачам в заклинаниях нападения. В конце концов, это твой выбор. Да-да, твой, замечу, добровольный выбор – и отказ от умения нападать, и вечные страдания по вселенным в капле росы. В этом я не могу тебе помочь. Даже если бы и хотел.
Письмо 1 – ответ.
Дорогой мой Профессор (и прекратите корить меня за привычку восторженно прописывать заглавную букву, я даже вслух всегда произношу ваше звание только так, с прописной), это прекрасно! Спасибо вам за этот ответ, он все расставил на свои места. Конечно, ведь это так просто – осознанный выбор добра и сострадания. Ведь я должен был понять это раньше, еще когда нам пытались вдолбить латинские премудрости того самого третьего курса. Но даже университетского курса латыни мне, почему-то, не хватило для понимания таких элементарных вещей, а ведь в этом языке заложено всё. Кроме, конечно, сонетов Шекспира – о, так и вижу, как вы сейчас нервно вздергиваете бровь! Обещаю, что при следующей встрече я снова вам что-нибудь прочитаю, на этот раз так, чтобы вы обязательно почувствовали всю красоту и мощь этого бесконечно прекрасного стиха. Кстати, когда вы снова собираетесь в Лондон?
Письмо 8.
Нет, нет и еще раз нет. Я категорически против того, чтобы ты снова использовал Бодрящее зелье. В конце концов, в этом месяце ты и без того уже исчерпал свою норму. Я догадываюсь, что ты начнешь рассказывать о том, как тебе не хватает часов в сутках, но могу только порекомендовать меньше перечитывать вирши своего любимого стратстфордского бумагомарателя. И я не собираюсь отправляться в Визенгамот за нарушение всех прав и устоев этики медицины и зельеварения только потому, что какому-то мальчишке втемяшилось в голову успевать как можно больше за один оборот планеты. Даже не думай.
Письмо 11 - ответ.
Дорогой мой Профессор, неужели вы думали, что я не замечу вас даже на самом заднем ряду балкона?! Но почему, почему вы не подошли ко мне после, ведь я так давно не видел вас! Поверьте, эта встреча взбодрила бы меня куда больше любых зелий (за это отдельное спасибо, без них я совершенно точно ничего не успел бы).
Я неимоверно рад (не будь вы слишком строги по этому поводу, я, не задумываясь, вписал бы здесь слово «счастлив», но вы слишком тяжело воспринимаете такие заявления), что мне удалось заставить вас взглянуть на Шекспира чуть благосклоннее, чем раньше. Уже ради одного этого стоило бы идти в актеры! Вы пишете, что вам понравилась моя игра, что вы поверили происходящему – а что может быть ценнее, чем такая похвала от вас. Поверьте, я понимаю всю ответственность всех тех смыслов, которые я вкладываю в эти слова.
Особенно меня радует, что я, однажды дав себе слово никогда, ни при каких обстоятельствах не пользоваться на театральных подмостках магией, сумел так завладеть вашим вниманием, заставил так поверить в страдания и переживания моего персонажа. Не упущу возможности лишний раз подчеркнуть, что дело не только во мне, но и в авторе пьесы, я не могу удержаться от этой шпильки, простите, дорогой Профессор!
Обещайте мне, что в следующий раз обязательно меня дождетесь. Вы слишком редко выбираетесь в Лондон, чтобы сбегать, не повидавшись со мной.
Письмо 21.
Не могу не признать, что все твои находки и наблюдения (включая цвет волос) – несомненная и неоспоримая удача, но предоставляю тебе право самому разбираться с Люциусом, который решил, что ты недостаточно аристократично (он выразился иначе – «недостаточно злодейски», а остальные его высказывания я опущу из соображений цензуры) носишь трость. Ты давно сетовал, что крайне редко видишься с мистером Малфоем – в ближайшую субботу мы будем в твоем полном распоряжении весь вечер.
P.S. Хочу заметить, что я не согласен с оценкой мистера Малфоя (хотя, конечно, ему виднее). Особенно в сцене с охранником злодейства предостаточно. Полагаю, что Люци просто завидует твоему великолепному замаху, хоть и прошипел по этому поводу сквозь зубы, что «сразу видна привычка играть в этот ваш дурацкий настольный теннис».
P.P.S. Даже Минерва, которая никогда раньше не была замечена в склонности к маггловскому кино, подошла ко мне вчера вечером со словами «Я по-прежнему считаю, что в его случае Шляпа ошиблась, но нельзя не признать, что Слизерин дал ему очень много».
P.P.P.S. В конце концов!!! Том, ты действительно ошеломляюще, неимоверно великолепен! Думаю, если бы настоящий Локи имел хотя бы одну сотую часть твоего шарма, обаяния и, одновременно, мрачности, никакой Асгард не устоял бы. И еще одно: Шляпа никогда не ошибается.
Оттиск торопливой записки, едва видный поверх письма
Люци, от того, что ты будешь ныть, суббота быстрее не наступит. Советую тебе пока на досуге задуматься о том, что мягкотелость и сиропообразность далеко не всегда тождественны той доброте, умению сострадать и внутренней не только несгибаемой твердости, но и радости (сказал бы святости, да самого с души заворотило от патоки), которая всегда, с самого первого курса была присуща Тому. И которую вы все предпочитали считать всего лишь ошибкой старого куска фетра, не замечая, что именно этих качеств так не хватало факультету уже много веков. А ведь когда-то они были ему весьма присущи.
-
-
24.05.2014 в 03:37