мисси сказала:

В соседнем отделе тут практикантка завелась. Колбасу мне таскает. Противная, надо сказать. Колбаса, в смысле. Я ее даже не ем, этому, неприятному в шляпе отдаю. А вот практикантка-то ничего такая, но совсем не в нашем вкусе. Мы с Леонидовым так и подумали оба, когда она только пришла первый раз со словами "У вас тут, говорят, такой пёс героический есть, я вот ему колбаски принесла, можно?". Леонидов так прям себе под нос и пробормотал: "А смысл?", но разрешил. А тут и Макс от начальства вернулся, его товарищ полковник вызывал зачем-то. Посмотрел на практикантку, на Леонидова, у которого от скептической улыбки лицо совсем перекосило, потом девушку вежливо за колбасу поблагодарил и мне говорит: "Ну, а ты что скажешь?". Я гавкнул пару раз, Макс ей "перевел", что это я, мол, спасибо говорю. Она обрадованная и ушла. Я эту первую-то колбасу съел, тем более, что в тот день мы как всегда позавтракать забыли. Хоть и привкус какой-то странный был, словно с приправами восточными - мне Макс как-то шаверму купил, вот там что-то такое же добавляли.
Когда она второй раз пришла, я в кабинете один был. Колбасу вежливо взял, аккуратно рядом положил, пару раз гавкнул. Мол, спасибо, благодарю очень, до новых встреч. Ну, она-то ушла, а я колбасу эту взял аккуратно и к этой нашей медкэсперту пошел. Пусть проверит. Прихожу, колбасу эту ей так на стол кладу и лаю призывно, мол, проверяй. Она все никак понять не могла, чего я хочу. А потом вдруг говорит: "Это Лёша тебя угостил?". Я лаю громко. Она изумилась: "Гнездилов?!". Я опять громко гавкнул. Тут и до нее доходить стало, говорит: "Посторонний кто-то?". Я тявкнул слегка и улегся, жду, мол. Она анализ сделала, говорит мне: "Всё нормально, только травок каких-то добавлено, для вкуса. что ли? Но ты не ешь, если тебе не нравится. Давай выбросим?". Ну и выкинули у нее же в лаборатории.
Все следующие от практикантки колбаски я Гнездилову на стол клал. Пусть питается человек. Леонидов как-то увидел, одобрительно большой палец показал - мол, всё верно, Пёс, делаешь, так держать.
Только смотрим, Гнездилов понурый какой-то стал, грустный. Ходит сам не свой, всё его в кинологический отдел тянет, где практикантка эта трудится, хотя ему от нее ничего не надо вроде. Он сам так и разоткровенничался как-то раз: "Вот не пойму, - говорит, - Леонидов, что меня так тянет. Ведь вообще не мой типаж, сопля на ножках, что мне ее так видеть хочется?". Леонидов сначала ухмыляться начал, а потом спрашивает: "Давно это у тебя началось, Игорь?". Гнездилов чуть со стула не упал, не привык, что его по имени называют. Высчитывал что-то, губами шевелил, потом сказал, что примерно пару недель. Леонидов ко мне повернулся и говорит: "Следующий кусок отдашь мне, я его Лене отнесу". Ну, Гнездилов, ясное дело, стал шуточки свои дурацкие отпускать, о семейном бюджете, экономии на колбасе и всё такое, а я просто гавкнул коротко. Леонидов аж подскочил: "Относил уже? Да ты ж молодец! Ну-ка пойдем!". И в лабораторию отправился.
Эта их медэксперт сначала смеяться стала, никак не хотела поднимать старые записи и искать подробный список трав, что в той колбасе оказался, но Леонидов, хоть и перекосился, как от уксуса, но небрежно так обронил: "Ну, как хочешь. Пёс-то Макса, и правда, какая разница". Та аж подскочила. Список трав нашла, с интересом перечитала, в интернете что-то поискала и говорит: "Такой состав трав упоминается дважды: якобы, по непроверенным данным, в Сибири известен как мощное средство для дрессировки охотничьих собак, а в каких-то современных новомодных историях как приворотное средство." Леонидов очень смеялся: "Вот, - говорит,- наш Гнездилов каков: ни как на собаку, ни как на человека на него в полной мере колбаса не действует! Ни у кого такого Гнездилова нет - а у нас есть!".
Но практикантке этой колбасу в отдел носить запретил. Официально

И ещё  мисси сказала:

А вот пирожки - это мысль хорошая. Эта их общая никогда пирожков не печет, типа вредно это. А то, что мужики всё равно их покупают, только качества какого-то сомнительного, это ее экспертному разуму недоступно. Вот то ли дело Клавдия Олеговна, супруга этого, неприятного в шляпе. Вот она пирожки печет - дай Боже! Я как-то два сожрал, так Гнездилов так орал, так орал - и я его понимаю! За такие пирожки, думаю, сам Леонидов разорался бы.
Кстати, о Леонидове. Приехал утром сегодня. Гордый и загадочный. Да, больше чем обычно. И сумку с продуктами привез. Я прям сразу учуял, что там фарш. Только зачем-то еще мука и молоко. Макс тоже не сразу понял, что Леонидов задумал. А тот с победным видом всё на стол выложил, фартук надел и стал тесто заводить для пирожков.
Поначалу вроде всё нормально шло - и тесто у него получилось, и фарша я всего половину стащил и сожрал, и лук Максимов даже покрошил мелко и правильно, чтобы Леонидову самому реветь не пришлось, а потом пирожки никак слепляться не хотели. Раскатать раскатались, начинка в них есть, а защипываться никак не хотят, разваливаются. Леонидов и так уже, и так, и яйцом смазывал, и водой. Распсиховался, конечно. Весь в муке, рожа перекошенная - как всегда, когда у него что-то не получается. Стоит над противнем приготовленным и психует. Прям руками о стол оперся и выговаривает что-то пирожкам этим неполучающимся. Макс к нему сзади подошел и тихонько из-за плеча говорит: "Лёш, ну че ты психуешь. Посмотри, начинку какую намешал, красота же". Леонидов аж подпрыгнул. Повернулся и руками замахал, всю рожу себе в муке измазал. "Потому что я хотел сделать хороший завтрак, сделать нам хорошо, удачные, вкусные, домашние пирожки, уют там всякие и прочая радость! А получилось как всегда, вечно я всё порчу! Ничего не могу, а лезу!". Макс на него посмотрел как на говорящую тумбочку и говорит так осторожно: "Вот это сейчас что было, Лёш?". А тот уже распсиховался совсем, фартук сбросил, пиджак напялил, весь в муке перемазавшись, к двери помчался. Максимов ему вслед так спокойно и говорит: "Лёш, Лена на тебя плохо влияет". Леонидов рукой махнул, типа да-да, как обычно, давай. Но Максимов прям серьезно так говорит: "Нет, Лёш, я серьезно. Это она тебе сообщила, что ты ничего не умеешь и радость не приносишь? Ну вот как бы тебе это сказать... Она не права, Лёш".
Леонидов медленно так от двери повернулся, руки на груди скрестил, о косяк спиной оперся и смотрит на Макса. Продолжай, мол. А тот вдруг как-то стушевался, но потом подошел решительно, Леонидову прямо в глаза посмотрел и говорит: "Ты очень много радости приносишь, Лёш. А пирожки... Что пирожки, пирожки с первого раза ни у кого не получаются". А потом быстро к столу отошел и как-то так раз - и все эти пирожки несчастные защипнул, да противень в духовку сунул. Потом подмигнул нам и в комнату ушел, а Леонидов так и стоял столбом, чуть пирожки не спалил. Но тут эта их общая приехала, развопилась про вредную и нездоровую пищу, а сама половину противня заглотила. В общем, продолжился день как обычно.

И вот так  мисси сказала:

Леонидов тут недавно совсем с ума сошелся. Нет, у него нередко бывают "идефиксы", но тут он сам себя превзошел: решил, что слишком растолстел, а потому ему срочно требуется заняться собой. Даже эта их общая, и та ему сказала неоднократно, что всё с ним нормально, но он же если что себе в голову вбил, только кирпичом и можно выбить.
Макс поначалу только прикалывался, конечно. Ну и стебался, особенно когда Леонидов стал носить на работу чищенную морковку (сам же дома и чистил! У этой же маникюр, куда ей руки пачкать), да заменять ею все приемы пищи. Ну, неделю нормально продержались, без эксцессов. А потом похудеть-то похудел, и брюки сваливаются, и скулы заострились, только вот и соображать стал хуже, и реакция замедлилась. Даже когда Максимов громко и четко сообщил, что идет в лабораторию выяснять личные вопросы, не сразу понял, что к чему. Пока доходило, Макс уже вернулся. Как потом позже оказалось, ходил к этой их общей выяснять, дома-то Леонидов ест что-нибудь или тоже одной морковкой перебивается. Выяснилось, что не одной - с яблоками.
В общем, пришлось мне вечером ехать в кузове, потому что Макс его в машину к себе затолкал и повез домой - тот даже сопротивления оказать не сумел, настолько ослабел. Домой к нам, естественно. А там усадил на диван, дверь запер и стал бефстроганов готовить. На Макса если стих найдет, он такое приготовить может - закачаешься!
Леонидов на диване сидит, носом водит по-собачьи, но нудит, что говядина в сливках, что на ночь он мяса есть не будет, да еще и с пюре вон, нет! Нудел-нудел, пока Макс не подошел с тарелкой и не уселся на него прям сверху, да коленями зажал. "Ну что, - говорит, - с ложечки тебя кормить? Давай с ложечки, тем более, что самое то: пюре с мясом, как в детстве. Ну давай, ложечку за Лену, ложечку за Пса..."
Леонидов попытался повырываться, поелозил под Максом, потом смирился. Голову отвернул было, но Максимов ему ехидно эдак говорит непередаваемым голосом: "Лёш, ну давай я не буду тебя совсем уж фиксировать, а?". Тот обмяк, да стал покорно рот открывать.
Макс ему пол тарелки скормил, Леонидов аж во вкус вошел. Но вторые пол тарелки Макс сам съел - нельзя, мол, так резко менять схему питания, поплохеет. Слез он с Леонидова, а тот сразу нудеть начал, что этот ужин у него отложится лишними килограммами, что на ночь картошку есть нельзя, да и вообще нельзя, да и... Но тут Макс к нему опять подошел решительно и пальцем под ребро ткнул. Леонидов аж воздух ртом хватать начал, а Макс ему пиджак распахнул пошире и пальцем по рубашке водит.
"Смотри, - говорит, - у тебя же все ребра видны. Ну, в смысле ощупываются. По тебе же анатомию изучать можно. Вот верхнее левое ребро, вот правое. Вот нижнее, а вот твой якобы живот..."
Тут Леонидов как-то уж слишком всхлипывающе задышал, Макс выпрямился, руку ему протянул, с дивана поднял и говорит: "А вот это к Лене. Бывай!" - и к двери подтолкнул тихонько. Леонидов два шага прошел, потом повернулся и обратно к Максу подошел. "Спасибо, - говорит. - Очень было вкусно. Только вот неаккуратненько", - из кармана носовой платок вынул и Максу уголок рта от сливок промакнул. А потом уже ушел как-то подозрительно быстро, причем дверь-то запертую своими ключами открыл. Макс только хмыкнул вслед.