надо ведь полностью придумывать людей и всё остальное
давно
и, как водится, неправда
Догнать комету
20 июля
(воскресенье)
- Андрей!
Нет ответа
- Андрей!
Никакого ответа
- Куда же он подевался? Андре-е-е-ей!
Откуда-то сверху спрыгивает Андрюша, толкает меня, и мы вместе падаем на траву. Вся Андрюшина одежда снова мятая и, кажется, порвалась, но ему, как всегда, нет дела до таких мелочей, а вот я волнуюсь о состоянии своей рубашки, поэтому вскакиваю и придирчиво оглядываю себя: не испачкался ли.
-Чего тебе, Валерка? – нетерпеливо спрашивает он. Видно, что я отвлёк его от какого-то важного дела, мысленно он не здесь, торопится вернуться к прерванной работе.
- Андрей, завтра приезжает папа. Он будет здесь целых три дня, представляешь?!
- Вот это да! – удивлённо-радостно вскрикивает Андрюша, от избытка чувств обнимает меня и снова валит на землю. Вскакивает. Издаёт воинственный клич и залезает наверх, откуда спрыгнул.
Я стою возле нашего сарая и смотрю на крышу. Там Андрюшины владения, какие-то его самодельные приборы, которые он вечно пытается совершенствовать.
- Валерка! – кричит он мне сверху и радостно улыбается – А я ведь телескоп доделал. Мы с тобой залезем на крышу и будем наблюдать, как папа пойдёт со станции. Мама ведь не разрешила пойти его встречать?
- Ага. Не разрешила.
- Ну и ладно. Мы в телескоп понаблюдаем. Ура, Валерка! Валерка-а-аа!
читать дальшеОн прыгает по крыше, и железо стонет под его ногами. Я ещё немного любуюсь им, потом придирчиво поправляю рубашку, разглаживаю воротник и ухожу в дом. Я не дочитал книгу, остановился на самом интересном месте.
Когда-то давно мы с Андрюшей прочитали «Тома Сойера» Мальчик мой был просто очарован и долго потом ещё бредил приключениями. Для меня же он всегда был самым сказочным, самым любимым приключением.
Прошло десять лет с того солнечного дня. Через неделю у брата свадьба, и я, как сентиментальный дурак начал эти записки. Может, со временем они перерастут в летопись их семьи? Их семья, а как же буду я? Ведь только рядом с моим мальчиком я чувствую себя по-настоящему счастливым.
Кого я сейчас обманываю? Когда я был с ним рядом? Вся моя жизнь – попытка догнать его. Он рвётся вперёд, оставляя меня позади, не видит, что он смысл моей жизни и моё счастье.
Вы когда-нибудь пробовали догнать комету? Это, чёрт возьми, невозможно…
Андрюша уже с восьмого класса чётко знал, чего он хочет. После школы пойти в армию и честно отдать свой долг перед Родиной. Об этом странном долге мы часами спорили до хрипоты, но переубедить упрямого мальчика было невозможно. Единственное, что удалось сделать папе - это уговорить его не связывать всю жизнь с военной службой.
Вообще родители странно отнеслись к его решению. Папа в основном не комментировал ничего, но явно у него в голове были какие-то мысли на этот счёт. Мама переживала, но надеялась, что к окончанию школы Андрюша изменит своё решение, поступит в престижный ВУЗ, найдёт себе солидную и высокооплачиваемую работу.
Кажется, только я один понимал, что брат настроен очень решительно, и никому не удастся сдвинуть его с прямого пути.
Я бесился и страдал, понимая своё несовершенство, понимая, что мы совсем отдалимся с Андрюшей друг от друга. И я не знал, чего я хочу от жизни, задумывался, а чем же мне заняться, куда применить себя, куда деть такого нелепого и бестолкового.
Мне даже в голову не пришло бы думать об армии. Во-первых, я понимал, что мама просто не пережила бы и моего ухода. Во-вторых, у меня были другие взгляды на долг перед Родиной.
К концу десятого класса я понял, что хочу поступать на филфак. Не последнюю роль в этом сыграла наша учительница литературы, и здесь не было ничего удивительного, Наталья Юрьевна умела влюбить в себя кого угодно, умела увлечь и позвать за собой. Иногда мне кажется, что если бы Наталья Юрьевна была математиком, я бы задумался о поступлении в Политех. Одно я знал точно, я хочу быть педагогом.
Я не знал, как рассказать об этом решении семье. Особенно меня волновал Андрюша. Родители в конечном счёте смирятся, они ведь хотят, чтобы их дети были счастливы, могут понять и принять очень многое.
Быть педагогом само по себе неплохо и даже благородно. Но быть филологом при этом…
С самого детства мальчик мой воспитывал из себя и заодно из меня тоже (раз уж я был рядом и буквально под руку повернулся) настоящего мужчину.
У него были свои представления об этом понятии, и я готов был с радостью следовать его воле, но в чём-то не мог с ним согласиться.
Мы спорили с ним даже в мелочах, но во многом эти мелочи определили дальнейшее развитие моей жизни.
К примеру, взять наши имена. Родители, бабушки-дедушки и многочисленные тётушки-дядюшки всегда называли меня Валериком. Тётя Мила пыталась даже называть меня Лерочкой, но тут уж я и сам взбунтовался и популярно объяснил ей о различиях между мальчиками и девочками. Андрюша сердился, кричал, что я должен быть мужчиной, что начинается всё с мелочей и нельзя допускать никаких телячьих нежностей. Он всегда звал меня Валеркой и даже на уровне слов боялся нежности. Я понимал, что никогда не осмелюсь вслух назвать его Андрюшей, только решительное и мужественное: Андрей. Я сдерживал себя, всё-таки спокойствие и радость братишки были мне дороже. Смешно, конечно, но это если со стороны посмотреть. Для меня же всё это было и остаётся крайне важным.
Конечно, потом я рассказал о своих мыслях относительно дальнейшей жизни, родители отнеслись к моему желанию с пониманием, но Андрюша долго не мог с этим смириться, не мог меня простить, наверное, он считал меня предателем. Мне свойственно преувеличивать и гротескно видеть многие события, действия, слова и мысли, но я уверен, что с этого момента между нами пролегла ещё одна трещина. Мне было мучительно больно потому, что я всегда ощущал себя цельным только рядом с Андрюшей. Каждая подобная трещина разрывала меня изнутри.
Последний школьный год мы с братом готовились ко взрослой жизни. Каждый в меру своих понятий и представлений. Я штудировал учебники, Андрюша же не очень переживал об экзаменах, ему главное было просто получить аттестат, а оценки его уже не очень волновали. У меня выходила золотая медаль, и родители мной невероятно гордились. На самом деле, я не стремился к этому, так получилось случайно. Не могу сказать, что меня так уж прямо радовала медаль, ведь я чувствовал своё несовершенство и понимал, что никогда не смогу быть достойным находиться рядом с Андрюшей. Это не комплекс неполноценности, это объективная реальность, и я прекрасно отдаю себе в этом отчёт.
Мальчик мой старательно готовил себя к армии, изучал книги по стратегической подготовке, военную историю, особенно он любил биографию Суворова, знал, пожалуй, всё об Александре Васильевиче.
Я сутками просиживал за классическими произведениями, читал критические заметки и статьи – готовился к экзаменам одним словом.
Андрюша не упускал случая подразнить меня, задеть каким-либо образом, но иногда он просил меня почитать вслух Достоевского. Особенно он полюбил «Идиота», и я три раза прочитал его вслух от начала и до конца. Вообще у него был хороший вкус и необычные взгляды на события. Иногда мальчик мой с жаром вступал в диспуты на уроках литературы, с убеждением отстаивал свою точку зрения, Наталья Юрьевна приходила в ужас от некоторых его идей, но мужественно держалась и убеждала упрямого ребёнка. Потом Андрюша, так же неожиданно как загорался, сникал, замыкался в себе. Из него приходилось каждое слово чуть ли не клещами вытаскивать. Наверное, он был трудным учеником. Неудобным для педагогов. А я иногда умел угадывать его настроение, как он поведёт себя в дальнейшем, чего можно ожидать. Впрочем, это неудивительно, мы ведь росли вместе, и я был с ним рядом, вернее, пытался его догнать.
23 июля
(среда)
Ездили на два дня с Андрюшей и Соней на дачу. Вообще я не очень хотел, но Соня меня уговорила. Она так радовалась возможности вырваться за город, так ждала эту поездку. Брат, глядя на неё тоже улыбался, ну а я всегда неимоверно счастлив видеть моего мальчика радостным.
На даче я послушно помогал Соне готовить еду, мыл полы и вытирал пыль с буфета и книжных полок, а потом, повинуясь какому-то странному хозяйственному порыву, решил выстирать занавески на окнах, которые никто не стирал уже несколько лет, всё руки не доходили.
Нашёл на чердаке жестяное корыто, притащил воды из колодца, нагрел её над костром и с энтузиазмом принялся за дело. По двору летали радужные мыльные пузыри и громкие Андрюшины вопли. Он, как ребёнок, скакал вокруг корыта, дразнил меня енотом-полоскуном и пытался спустить на воду кораблик, который на скорую руку смастерил из подвернувшейся газеты. Соня сидела в гамаке, делала вид, что читает книжку, а сама с интересом наблюдала за нами. Я невозмутимо достирал, развесил занавески на просушку, а оставшейся водой окатил Андрюшу. Он стал похож на взмыленного коня, и Соня весело засмеялась, ожидая от него ответных действий.
Брат сначала просто ошалело молчал, сжимая в руках безнадёжно промокший кораблик, потом с рычанием бросился на меня, повалил на землю и продемонстрировал все тактики ведения ближнего боя, которым его научили в армии. Соня смеялась и хлопала в ладоши, а я совершенно по-идиотски улыбался, вспоминая наше детство и потасовки, в которых Андрюша, конечно, всегда побеждал.
Потом мне пришлось стирать и развешивать на просушку и нашу одежду, а пока она высыхала, пришлось ходить, завернувшись в простыни – не нашлось ничего, чтобы переодеться. Андрюша сказал, что мы похожи на древних римлян, и это почему-то вызвало много веселья.
Перед сном мы долго сидели на веранде, пили чай из огромных пузатых кружек, обсуждали предстоящую свадьбу, а я изо всех сил сдерживался, чтобы не проболтаться о своём подарки раньше времени, не испортить сюрприз. Потом Андрюша с Соней ушли спать, а я забрался на чердак и долго рылся в коробках со старыми игрушками.
Нашёл небольшой телескоп и мгновенно вспомнил солнечное лето, Андрюшу, который брал меня иногда с собой на крышу, ночью мы смотрели звёзды, а днём наблюдали за соседями или ждали папу, когда он приедет из города и пойдёт со станции.
Потом я долго перебирал на полках старые книги, нашёл свои рисунки, бумажки с игрой в слова и морской бой, какие-то Андрюшины чертежи и схемы.
Уже под утро я уснул, свернувшись клубком на старом детском диванчике, сжимая в руках книжку про Тома Сойера.
На следующий день я спал долго, меня никто не разбудил, и я отдохнул, кажется, на неделю вперёд. Потом мы втроём лениво потягивали вино из бутылки, которую брат жестом фокусника достал из рюкзака, и с широкой улыбкой водрузил на стол под наши и Соней одобрительные возгласы.
А потом пришлось возвращаться в город. В переполненной электричке Андрюша стоял, а мы с Соней сидели, уютно прижавшись друг к другу, и мирно дремали.
Хорошие получились эти два дня. Добрые и солнечные, почти как десять лет назад.
Видимо, слишком холодно, пусто и одиноко мне было два невыносимых года без моего мальчика, пока он служил на благо Родины. В эти два года я привык жить воспоминаниями.
Чаще всего я вспоминал лето перед пятым классом. Нам с Андрюшей исполнилось десять, мы закончили начальную школу и были значит совсем уже взрослыми. Впереди нас ждал пятый класс, новые учителя, новые предметы и, конечно, всё только самое доброе и самое светлое.
В тот год мы всё лето провели на даче, я почитал «Преступление и наказание» и полюбил Достоевского, вызывав тем самым умиление и восторг у маминых подруг. Брат научился отжиматься на кулаках, вызывав восхищение и восторг у мужей тех подруг.
В то лето мы ходили купаться на озеро или в лес собирать чернику (руки и губы ещё долго после этого оставались синими, и всё время чудился одуряющий аромат леса, мха и ягод) Катались на велосипедах, играли в бадминтон или качались в гамаке. Ещё мы ходили к железной дороге, раскладывали на рельсы пробки от пивных бутылок и ждали, пока по ним проедет поезд. Получались красивые металлические пластинки, которыми мы играли в «чику» Я прочитал об этой игре в книге «Уроки французского» и очень захотел тоже попробовать. Но мне казалось неправильным играть деньгами, пришлось искать выход. Конечно, делать такие пластинки – это была идея Андрюши, я бы не додумался.
В конце лета начались затяжные дожди, а я простудился и заболел. Так нелепо! Мы с Андрюшей любили гулять босиком, с удовольствием играли и брызгались в лужах, для братишки это было совсем нестрашно, его закалённый организм, наверное, и не заметил ничего, а вот я простудился.
Мама переживала, но мы не могли уехать в город потому что в квартире в это время папа и его брат дядя Петя делали ремонт.
Мне пришлось целыми днями лежать в кровати, я очень страдал от того, что не мог читать, уставал слишком быстро. Мне в голову приходили какие-то странные мысли и образы, лениво заполняли всё моё время и пространство. Вообще мне отчасти нравилось это состояние полубреда, эти липкие объятья жара. Но в то же время я не мог бездействовать, мне хотелось скорее выздороветь и снова кататься с Андрюшей на велосипеде, ходить на озеро и собирать в лесу прохладную чернику.
Мальчик мой, кажется, волновался за меня сильнее, чем я сам. Он собирал с кустов малину и заставлял есть её, как можно больше, буквально силой заталкивал мне в рот горсти ягод. Ещё он дежурил возле моей кровати и мгновенно выполнял все мои просьбы. Попить, укутать получше одеялом - знобит, убрать одеяло – жарко. Иногда он просыпался ночью, подходил к моей кровати и долго пристально смотрел на меня, видимо, чтобы убедиться, что всё в порядке. Ещё он смачивал полотенца холодной водой и укладывал их мне на лоб и на запястья. Я это точно знаю потому, что во время болезни почти не мог уснуть.
Болезнь прошла внезапно. Просто однажды утром я открыл глаза и не почувствовал никакого жара и боли. Хотелось вскочить и бежать куда-нибудь далеко и долго-долго, или сесть на велосипед и до изнеможения крутить педали, мчаться навстречу ветру. Тело, казалось, радостно пело.
- Андрей! – громко сказал я и счастливо засмеялся – Андрей! – повторил настойчивее – Я не болею больше.
Андрюша проснулся от моего голоса. Удивлённо посмотрел на меня и тоже засмеялся. Потом резко стал серьёзным и хмуро сказал: «Вот и молодец. Не ори»
Я заметил, что он часто стал прятать свою радость за хамством и хмуростью. Кажется, он думал, что таким образом становится взрослее
Мама сияла от счастья и уверяла, что меня вылечил чудодейственный отвар из лечебных трав, рецептом которого с ней поделилась наша вредная соседка Зоя Борисовна. Я послушно кивал и продолжал пить этот отвар. Для профилактики.
Но я-то знал, что вылечил и спас меня мой дорогой мальчик.
24 июля
(четверг)
Когда брат был в армии, я ни разу не приезжал его навестить, знал, что так будет правильнее. Родители часто его навещали. А я только хмуро бросал: «Ну передайте ему привет»
Я был у него только один раз, на принятии присяги. Увидел обритого Андрюшу в красивой парадной форме, и сердце странно сжалось от непонятной тоски. Конечно, я ничего не сказал и постарался быть радостным, и даже широко улыбался изо всех сил. Но мы с братом теперь не были похожи, а это оказалось действительно страшно.
В тот день я лёг очень поздно и всё никак не мог уснуть, лежал, уставившись в потолок. И думал об Андрюше.
Почему-то вспоминал, как я волновался перед поступлением в институт, ждал результата вступительных экзаменов, места себе не находил. Брат сердито шипел, что нельзя быть такой истеричной барышней, ещё успею обабиться, когда начну учиться в институте благородных девиц. Я не обижался на моего мальчика, почему-то у меня была уверенность, что он тоже волнуется о результатах, только тщательно это скрывает. Я оказался прав и не знаю, удивляться мне этому или нет. За столько времени я так и не научился верить Андрюшиному показному равнодушию.
В день объявления результатов я пришёл в институт раньше всех, кажется. По крайней мере, ещё до открытия. Долго топтался перед входом, потом первый ломанулся к спискам. От волнения долго не мог найти свою фамилию, водил пальцем по строчкам, а рядом уже возмущались остальные подтянувшиеся абитуриенты. Потом, наконец, нашёл знакомое с детства сочетание букв.
Глупо улыбаясь, я вышел из института и увидел за углом знакомую фигуру. Андрюша пошел ко мне, почти свирепо прошипел: «По твоей сияющей физиономии вижу, что поступил», а потом крепко обнял меня, до боли прижал к себе, и так стоял, обнимая. Я с трудом дышал, в голове шумело, но я был неимоверно счастлив и мечтал только об одном: подольше бы стоять так, уткнувшись башкой в плечо самого родного и любимого человека…
Тяжело будет мне два года без любимого брата, очень тяжело. Осознание этого факта навалилось на меня неотвратимой тяжестью.
Я вспомнил обритого Андрюшу и глухо сердито зарычал. Встал, включил свет, послонялся из угла в угол по комнате, потом порылся в ящике письменного стола, нашёл ножницы и с таким же глухим рычанием выстриг на голове неровную борозду в своих лохматых волосах. С утра надо будет обязательно пойти в парикмахерскую.
Подумал ещё немного и пошёл на кухню. Не зажигая свет, достал из серванта бутылку коньяка и бокал, выпил залпом, внутри стало теплее, но всё рано было по-прежнему тошно и горько. Стал наливать себе второй бокал, но он выскользнул из рук и разбился на тысячу, кажется, осколков. Пришлось включить свет и тщательно подмести пол. Когда я заметал на совок последние стеклянные крошки, услышал за спиной шарканье тапок и сонный голос: «Ну что ты маешься, чудовище?»
Оглянулся и увидел папу, который зевая и щурясь, внимательно меня рассматривал.
«Извини, пап, я не хотел тебя разбудить» - торопливо и виновато забормотал я – Случайно разбил бокал. Но ведь это на счастье. И я уже всё убрал»
Аккуратно высыпал осколки из совка в мусорное ведро и преданно уставился на папу.
«Ну не страдай, малыш» - ласково усмехнулся он – «Всё образуется. Обязательно»
Потом папа увидел мою голову, скривился и страдальчески спросил: «Ну а это зачем?» Я по-прежнему преданно-глупо смотрел на папу и молчал.
Он вздохнул, развернулся и куда-то вышел. Вернулся через несколько минут с машинкой для бритья и простынкой. «Садись, горе луковое» - мягко пригласил он и кивком указал на стул. Накинул мне на плечи простынку и быстро, но очень аккуратно побрил меня, и я понял, что теперь снова похож на Андрюшу, а значит снова всё в порядке.
«Не страдай, малыш» - повторил папа – «Думаешь, нам с мамой не тяжело? Но это нестрашно. Вернётся Андрей через два года, никуда не денется»
Я убрал следы нашей импровизированной парикмахерской и с любопытством уставился на папу, спрашивая, а что же теперь делать дальше.
Папа снова куда-то вышел, вернулся со свёртком и протянул его мне со словами: «Андрей просил подарить это тебе. Я хотел отдать завтра с утра, но держи сейчас, ладно уж»
Я торопливо разорвал шуршащую бумагу и увидел футболку камуфляжной расцветки. В неё была завёрнута старая фотография: нам с Андрюшей по пять лет, он в огромном для него кителе дяди Пети, крепко сжимает в руках пистолет, старается сделать серьёзное и грозное лицо, а я прячусь за него, и в руках у меня неизменная книжка.
«Смотри-ка, а я не знал, что у нас эта фотография есть» - удивлённо хмыкнул папа – «Это Андрей её где-то нашёл. Показательный снимочек. Да уж»
Он ласково потрепал меня по колючему ёжику волос: «Иди спать, сынок, утро вечера мудренее»
Я послушно кивнул, надел футболку и молча ушёл.
Потом я почти всё время ходил в этой футболке. И волосы больше не отращивал, под ёжик стриг. Два года пока не вернулся обратно Андрюша.
Повзрослевший, неуловимо изменившийся, возмужавший, как-то даже заматеревший, но всё равно родной и знакомый до каждой чёрточки мой светлый мальчик.
27 июля
(воскресенье)
Сегодня у брата свадьба. Они поженятся и сразу уедут жить в их квартиру (Родители с обеих сторон постарались, приготовили для детей богатый подарок) И теперь уже не два года надо подождать. Теперь я должен навсегда отпустить моего мальчика.
У меня скоро практика, буду работать в школе, смогу, наверное, отвлечься от грустных мыслей. Главное, чтобы моё подавленное состояние не победило меня, чтобы моя боль не выплеснулась на детей. Надо взять себя в руки, быть радостным, уверенным в себе и сильным. Одним словом, настоящим мужчиной и учителем.
Сегодня я подарю Андрюше байк, я копил на него пять лет, последние два года старательно писал всевозможные идиотские статейки в газеты и журналы, занимался репетиторством и готовил к выпускным экзаменам бестолковых старшеклассников, а несколько раз повезло, удалось достать тексты для перевода, вот где пригодилось моё знание английского. И вот теперь этот красавец байк стоит в гараже у дяди Пети и ждёт момента, когда я подарю его Андрюше. Я знаю, что мальчик мой будет счастлив, только, конечно, он не покажет своих эмоций, лишьглаза его будут радостно блестеть, и он не сможет сдержать улыбку. И это я подарю ему эту радость.
Свадьба будет самым счастливым днём в его жизни, он запомнит этот день. А значит запомнит и мой подарок…
Андрюша с Соней не хотят пышную свадьбу, они сумели уговорить родителей не устраивать особых торжеств, не собирать полгорода гостей, а просто тихо расписаться в ЗАГСе, а потом посидеть семейным кругом в уютном ресторанчике, в который они иногда наведывались в самом начале их романа.
Пора идти. Сейчас мы поедем в ЗАГС, потом – ресторан, а в конце вечера – мой подарок.
Это будет счастливый день, я уверен, по-другому и быть не может. И я не буду грустить из-за разлуки с моим мальчиком, у меня ещё будет время об этом подумать.
А сейчас впереди только радость и ожидание чуда.
А я… я попробую догнать комету…
***
Андрей захлопнул тетрадь. На его виске билась и пульсировала синяя жилка, а шрам, идущий почти через всё лицо, вздулся и побелел. Андрей не плакал - все слёзы он уже давно выплакал, он не рычал – просто не хватало сил. Он жалобно и тонко скулил, отчего у стоящей рядом Сони разрывалось сердце.
- Андрей!
Нет ответа
- Андрей!
Никакого ответа.
- Андрей, Андрюша, родной, посмотри на меня, пожалуйста.
Андрей посмотрел на неё блёклым взглядом.
- Андрей, ты слышишь меня?
Молчание
- Андрюша, пойми, надо жить дальше.
- Зачем?
Блёклый, абсолютно без эмоций голос, даже боли и злости нет. Но ведь заговорил, реагирует, не упустить этот момент, вернуть его к жизни во что бы то ни стало!
Мысленно торопливо: «Господи, помоги!»
- Андрей, ты нам нужен
- Зачем?
- Андрей, ты должен обратно стать собой. Очнись, Андрей, Валеру не вернуть.
- Замолчи, не смей, не хочу этого слышать!
В глазах что-то мелькнуло. Злость? Пусть хотя бы так, ведь это уже человеческое чувство.
Мысленно торопливо: «Давай, родной, злись! Только не уходи от нас, держись. Останься здесь»
- Андрей, подумай о родителях! Было два сына, а сколько останется?
- Не смей так говорить! Я ещё здесь.
- Ты должен остаться, слышишь? Ты правда нам нужен.
- Кому вам?
- Андрей, я беременна. - Соня выпалила свой главный аргумент и испуганно замолчала, ожидая реакции.
-Правда? – Андрей весь подался вперёд, а в глазах сверкнули почти прежние искры
- Да. Я не знала, сомневалась, боялась, что мне просто могло показаться от всех этих переживаний. Но теперь я точно знаю.
- Ты беременна? – повторил он медленно, словно пытаясь осознать
- Да. Ты нужен нам с малышом. Понимаешь?
- У нас будет сын?
- Я не знаю. Андрюша, как я могу тебе это обещать?
- У нас будет сын!
Глаза сверкают, в них жизнь появилась. Дикие неукротимые вихри, которые она так любила.
- Да, да, конечно, родной. У нас будет сын.
Андрей в изнеможении откинулся на подушку и посмотрел огромными умоляющими глазами
- С ним всё будет хорошо. Он будет жить долго и счастливо
- Конечно, родной.
- Иди сюда, – жалобно прошептал он. Взял за руку, притянул к себе, и Соня осторожно села на кровать у него в ногах.
Две недели прошло со дня их свадьбы. С того дня, который он запомнили навсегда…
Они расписались в ЗАГСе, потом сидели в ресторане, Андрюшин отец всё время шутил, болтал, предлагал всевозможные весёлые и затейливые тосты. Для всех оказалось неожиданностью, что молчаливый обыкновенно мужчина умеет так заразительно смеяться, шутить и смешить остальных.
Потом Валерик объявил, что приготовил сюрприз и попросил всех выйти из ресторана, чтобы свой сюрприз-подарок продемонстрировать. Добродушно посмеиваясь, гости вышли на свежий воздух. И правда неплохая возможность поразмяться, оглядеться вокруг. Да ещё и обещание чего-то интересного!
Валера ушёл куда-то с серьёзным и немного лукавым выражением лица. Только небрежно бросил через плечо: «Я скоро, подождите»
Через несколько минут перед рестораном остановился красавец-байк. Верхом на нём сидел Валерка и гордо улыбался. Он заглушил мотор, подошёл к Андрею, обнял его и прошептал ему на ухо: «Вот. Мы ведь о таком мечтали, правда? Он твой»
- Прокати меня, – тоже почему-то шёпотом попросил Андрей.
Валера улыбнулся, достал откуда-то ещё один шлем и протянул брату. Сел за руль, коротко обернулся и деланно-небрежно бросил: «Держись» Андрей всем телом вжался в брата и крепко обхватил за пояс. Сначала они проехали несколько кругов по двору, потом Валерка добавил скорости и выехал на шоссе. Они летели вперёд, скорость всё увеличивалась, ветер бил в лицо и, наверное, не было в тот момент на всём белом свете людей счастливее…
Откуда они взялись, те мальчишки? Теперь уже никто не ответит, да и не важно теперь это, ничем не поможет. Сначала на дорогу вылетел мяч, потом за ним прыгнул пацан, а следом уже со страшным криком и перекошенным лицом ещё один, чуть постарше, очень похожий – брат.
Валерка сделал всё, что мог: резко дёрнулся в сторону. Только из-за поворота на огромной скорости просвистел джип. Большой джип, который зацепил байк с парнями, опрокинул его и проехал дальше, даже не останавливаясь, и в самом деле, что для него такие мелочи, как два человека?
- Дядя, ты живой? – услышал Андрей испуганный голос и с трудом открыл глаза. Всё тело будто жгло огнём, а окружающей мир проступал через красную пелену.
- Да, – прохрипел он – Что с Валеркой?
- Он, кажется, не дышит, – так же испуганно сказал мальчик – Дядя, а что же теперь?
Что было дальше, Андрей не помнил. У него хватило сил сказать мальчику, чтобы тот шёл за людьми, в ресторан, недалеко.. потом он терял сознание, приходил в себя, снова проваливался в беспамятство…
Появились люди, они кричали, что-то делали, но он видел только Валерку с закрытыми глазами и тонкой струйкой крови на лице. Он держал брата за руку и не замечал, что она становится всё холоднее…
Потом была больница, операция, потерянные глаза родителей и Сони… Тетрадка, которую нашли в кармане Валеркиного пиджака. Это был его старый пиджак, в котором он сдавал экзамены. Там изнутри пришит большой карман, чтобы прятать в него билеты. Валерка сам пришивал этот карман, смешно морщился и вытягивал губы трубочкой, исколол все пальцы иголкой, пока пришил. Пиджак этот он называл счастливым и надевал его по особым случаям: экзамены и дни рождения членов семьи. А в остальные дни бережно хранил в шкафу.
Андрей целыми днями перечитывал Валеркину тетрадку и думал о брате. Он никак не мог смириться с мыслью, что его больше нет. Да как же нет? Ведь их всегда двое, с самого рождения, всю жизнь двое, рядом. А теперь одного нет. Так не бывает, это противоестественно!
А потом всё-таки пришло осознание потери, навалилось глухой тоской. Андрей понимал, что мир никогда не станет цветным, теперь он вынужден существовать в чёрно-белом фильме, ведь все краски этого мира погасли вместе с улыбкой Валерика…
Зачем жить? Парень даже не думал над этим вопросом. Он вообще ни о чём не думал, послушно глотал таблетки, подставлял руку под уколы и под капельницу, смотрел перед собой остановившимся и блёклым взглядом.
Но теперь Соня сказала, что она беременна. Значит, у них родится сын. Значит, есть смысл жить.
Может, малыш сумеет снова раскрасить этот мир? Лишь бы он был похож на Валерика…Андрей будет любить его и будет говорить ему об этом, не будет прятаться за дурацкой маской цинизма, и Валерику не придётся ждать словно какого-то чуда ласкового слова от Андрея, он сам скажет ему много ласковых слов, все те слова, которые не сказал брату.
Он боялся, чувствовал себя недостойным быть рядом со светлым мальчиком. Но никогда никому не признался бы в этом.. а теперь..что теперь… Уже поздно..
Лишь бы сын был похож на Валерку!
***
- Папа!
Нет ответа
- Папа!
Никакого ответа
- Ну па-а-а-апа!
- Ой, Валерик, я не видел тебя, не заметил. Ты давно пришёл?
- Да
- А мама дома?
- Да. Она нас ждет. Пойдём домой, папа!
- Конечно, малыш.
Мужчина встал со скамейки, ещё раз посмотрел на могилу с фотографией лохматого белозубого парнишки, вздохнул, взял сына за руку и пошёл к выходу с кладбища.
Когда они вышли за ворота и отошли уже на приличное расстояние, мужчина широко улыбнулся, дурашливо притопнул ногой, схватил мальчика и усадил себе на плечи. Сын радостно взвизгнул и схватился за отцовские уши.
- Ну, куда едем, командир? – шутливо спросил мужчина
- Папа, – неожиданно серьёзно и тихо сказал сын, – Расскажи мне про дядю Валерку.
- Про дядю Валерку, – задумчиво повторил Андрей и тоже стал серьёзным – Хорошо. Мальчик, ты когда-нибудь пробовал догнать комету? Это, чёрт возьми, невозможно.