На промежуточном туре деанона как такового не было, но все, кто хотел, уже давно кому что хотели, всё сказали
вот и я скажу
раскрою авторство своего текста
да, в той богатой заявке про имя души
дам не ссылочку, а выложу весь текст сюда в назидание потомкам
да и просто, чтобы не потерялся

- Он у меня всегда был упрямый и своевольный, если какая мысль в голову втемяшится, его уже не переубедить. А ещё сокровища любит, ещё маленький был, играл вечно: наберёт каких-то камешков, ракушек, а бывало и колечко у меня из шкатулки вынет, если не догляжу, разложит это всё перед собой, перебирает любовно и всё приговаривает: «сокровища мои, сокровища» - аж присвистывает от усердия – пожилая дама улыбнулась и с лёгкой задумчивостью покачала головой.
- А мой старинные предания любит. Легенды, сказки, баллады – всё с самого раннего детства слушал с открытым ртом, каждое слово ловил. Играл всегда в героев, вечно по лесам носился то с палкой, то с рогаткой, глаза горят, вопит что-то воинственное, песни сам сочинять пытался, сплошные беспокойства с этим пострелёнком – вторая почтенная матрона сурово нахмурила брови, но всем было видно, что суровость эта притворная.
- Что неужели они у вас такие замечательные, никаких огорчений не доставляют и только хорошее о них сказать можете? – с мягкой усмешкой спросила третья участница разговора, протянула тонкую изящную руку за своей чашкой с настоем лекарственной ромашки, но почему-то передумала пить и сложила руки перед собой на столе, ну точно как примерная ученица.
Это был плохой и неправильный вопрос, мгновенно пропала атмосфера расслабленности и уюта, женщины подобрались и недоумённо посмотрели на спрашивающую. В их взглядах проступила не только затаённая боль, но и какая-то абсолютно детская обида. «Разве так можно?» - застыл во взгляде невысказанный вопрос «Разве о таком говорят?»
- Я не хотела вас обидеть – поспешно заговорила женщина, даже руками всплеснула от волнения, заторопилась объясниться – Просто ведь так не бывает, чтобы всё хорошо, уж я-то знаю – Она вздохнула, и в её глазах собеседницы с удивлением увидели отголоски такой же боли, тщательно скрываемой, задавливаемой, но вот сейчас вырвавшейся наружу. – Мои по матери тоскуют, уж сколько лет прошло, а всё смириться не могут, стали как больные, места себе не находят, тесно им на земле, была в их глазах любовь и доброта, но со временем её всё меньше становится, иногда мне даже кажется, что свет из них уходит.
Это признание было сказано с такой безнадёжной тоской, что все возникшие было обиды были сразу прощены и забыты, и женщины постарались хоть как-то утешить и приободрить свою подругу. Она в ответ на их сочувствующие улыбки и поглаживания по плечу тоже смущённо улыбалась, но взгляд оставался печальным.
- На моём будто проклятье лежит – осторожно и, явно подбирая слова, заговорила первая дама – Он из дома ушёл, с остальными жителями города рассорился, собрался докопаться до сути вещей и восстановить справедливость, это, говорит, мои сокровища, мои драгоценности, нам их подарили, это всё наше. Он хорошим был мальчиком, да и сейчас хорошим остаётся, я его любым буду любить и, если сил хватит, приму и прощу.
- И мой из дома ушёл – грустно кивнула вторая матрона – Ему пришлось уйти потому что его не понимали, новый дом был для него тесный и чужой, с соседями разговаривать разучился, всё бредил какими-то походами, перестал замечать того, что у него под носом творится, я боюсь, как бы он один навсегда не остался, совсем один, на всех обиженный и не простивший – она шумно вздохнула и отхлебнула огромный глоток чая из своей симпатичной кружки.
- Меня мысли о девочке моей утешают – задумчиво улыбнулась третья женщина – Такая она умница, красавица, в мать пошла, а мудростью в отца, обо всём задумывается, всё знать хочет, а как поёт – заслушаешься, точно птичка на рассвете щебечет, только красивее – она снова улыбнулась и будто извиняясь за излишнюю сиропную сладость своих речей строго добавила – И надеюсь, что она никаких фокусов не выкинет, найдёт себе достойного мужа и будет продолжать славный и великий род, никогда не огорчит меня или отца своим выбором.
Женщины потом ещё долго разговаривали, вспоминали какие-то смешные случаи, делились опытом воспитания. После лекарственной ромашки решили выпить немного вина, доверие полностью было восстановлено, и поэтому когда в конце встречи кто-то выдвинул идею показать свои запястья с именами, выбранными любящей душой, никто не удивился и не воспротивился предложению. Все в Средиземье знали, что это личная тайна каждого, её не обязательно хранить за семью замками, но показывать можно только тем, кому по-настоящему доверяешь. Смущённо хихикая, почтенные женщины показали друг другу свои запястья, никто не удивился, что надписи являли собой имена внуков. «Торин» - гордо заявляли о себе буквы на руке первой пожилой дамы. «Смеагол» - было написано на запястье второй почтенной матроны. «Арвен» - затейливой вязью сияло имя у третьей женщины.